Эмбер Бейтс
Ты произносишь вполголоса слоги заклинания-ключа. Белая метель стихает в памяти. Ты видишь лицо Нэвилла Эша так же отчётливо, как пулемёт.
Когда он спешил к тебе, город летел мимо. Он выглядел, будто идёт, но чувствовал, будто парит над кэбами и туманом. Вы бросали монеты в фонтан желаний на Перл Стрит (в основном ты) и рассматривали мозаику затопленной церкви в Лох-Нессе (в основном тоже ты). Он говорил. Рассказывал тебе о видах внушений и какие бывают сомнамбулы в Париже, и как это пригодится ему для работы в Министерстве. Когда вы шли, взявшись за руки, по лугам в Уэльсе, ты улыбалась маленькому народу фей — они смотрели на вас с симпатией из-за каждой травинки, одна игрушечного вида былинка подула в вашу сторону, смешно сощурив глаза и полевые цветы затрепетали на ветру. Нэвилл не видел этого, только ты. Он говорил о своём знакомстве с Хайремом Максимом — тем самым изобретателем легендарного пулемёта — когда тот ещё был гражданином США. Иногда вы молчали — ты, чувствуя, будто лежишь на облаках, он в задумчивости о чём-то, сдвинув брови. Но это длилось недолго. Он вспоминал о работе и начинал рассказывать тебе о новых детективных методах, о том, как они создают национальную базу мемо-отпечатков преступников, как они будут связаны с их фотографиями и личными делами. Ты кивала рассеянно. Это важно. И интересно. Он подхватывал с жаром, что это следующая ступень полицейской техники, что города не будут больше готическими выгребными ямами, полными дыма и нравственного падения, и организованной преступности. Он мог говорить и говорить, и говорить. Вы начали ссориться. Ты ловила тогда себя на том, что вы оба иногда бывали в растерянности от того, как быстро всё перешло от нежности к уколам, потом вспышкам гнева, потом ледяному молчанию. Ты никогда не мирилась первая, но он и не давал такой возможности. Нэвилл был вспыльчивый, но отходчивый человек. И увлечённый. Едва между вами снова был мир, он переключался на новости планарных технологий и на то, как пограничная защита эволюционировала за последние несколько лет, и какие головокружительные перспективы её ждут. "Наш план никогда больше не будет в опасности, Эмбер! Когда мы завершим это переоснащение, Земля будет закрыта, как бутылка пробкой — ничто не пройдёт сюда больше без нашего ведома. Никогда! Эти новые барьерные заклинания... ты не представляешь, что нам удалось создать!" Ты соглашалась. Наш план. Это важно, чтобы он был безопасен. Он уходил, целуя тебя на прощанье, и говорил что-то про удивительное время, в котором мы живём. Вы ссорились снова. Неожиданней и злее, чем было до этого. Однажды ты запустила в него файербол. Он назвал тебя "сумасшедшей леди" — не можешь точно объяснить себе почему, но вспоминать об этом мучительней, чем если бы он вывалил на тебя поток грязных ругательств. "Сумасшедшая леди". Ты предпочла бы не вспоминать, но тебе иногда было больно от этого даже сквозь мемо-завесу. Он не любил тебя. Или любил. Ты не знала, что думать. Он сказал, это плохо для ваших карьер. Ты видела, что его это мучает. Вы мирились и расставались ещё дважды. Каждый раз был хуже предыдущего. Ты предложила ему стереть вам обоим память — он же гипнотизёр. Ты помнишь, как его это задело. Он побледнел и хотел сказать что-то, но потом что-то изменилось в нём: впервые ты видела, как в его глазах появилась искра мстительности — до этого он приходил в ярость из-за твоих несправедливых обвинений, как он считал, говорил, что любит тебя, что ты придираешься, что он думает о Министерстве, потому что РАБОТАЕТ в Министерстве, что он думает о тебе ТОЖЕ, и что "что значит 'что значит ТОЖЕ?'" — он бесился, но никогда его бешенство не было направлено на тебя: всегда на твои упрёки или твою глупость, или твою неуступчивость. Впервые ты увидела, каков Нэвилл Эш, когда он оскорблён и хочет ответить на оскорбление. Он вежливо ответил тебе. Пусть так и будет. Пусть мы забудем друг о друге навсегда. И ни один из нас никогда больше не будет знать, что всё это было. НИКОГДА!!! Он закричал что-то неразборчивое и на миг всё стало похожим на зиму. Стало холодно и тоскливо. А потом ты обнаружила, что то, что казалось снегом — было прохладной белизной твоей простыни. А то, что казалось слепящим светом — было светом из окна твоей комнаты. Наступило новое утро. Ты оделась, съела яичницу и выпила чай. Отправилась на работу в Отдел Планарной Безопасности. Вы поздоровались с ним приветливо, каждый поспешил по своим делам. И ни один из вас никогда больше не будет знать, что всё это было.
Только ты теперь знаешь.