Приклад толкнул Шона в плечо отдачей первого выстрела, пуля вспорола воздух шипящим от жара порезом, протянувшимся от стрелка до скользящего в сыром тумане силуэта. Раздался болезненный визг - есть попадание. Ахрун тут же поворачивался ко второму силуэту и, не оставляя противникам времени опомниться, нажал на спуск второй раз. От вибрации раскаленного серебра заныли зубы, но это были мелочи по сравнению с тем, что должен был испытывать подстреленный оборотень. На мгновение волк замер на месте, а затем рухнул на землю с сиплым скулящим всхлипом.
Судя по булькающим звукам, которые раненый издавал при каждом выдохе, пуля задела легкое и теперь гару медленно захлебывался кровью. Идеальное попадание, оставившее врага на пороге смерти, слишком слабым, чтобы сражаться, но и недостаточно тяжелое, чтобы ярость вернула его в строй. Из двух имевшихся в его распоряжении выстрелов Шон извлек максимум пользы, но теперь легкая часть боя закончилась. Долина была наполнена криками, рычанием, стрекотом автоматического огня и громом взрывов, но туман душил их, преломлял и казалось, будто сражение происходит вдалеке, а здесь, на пятаке вытоптанной травы, царила тишина.
Стоило отдать врагу должное врагу, при первых признаках опасности они мгновенно забыли о спеси и начали действовать с расчетом и осторожностью, которые Фианна привык ждать от Плакальщиков. Вместо воя или боевого клича ахруна встретила тишина. Если за его спиной и был кто-то, то он больше никак не выдавал себя, как Шон ни пытался, он не мог разобрать ни звука. Полагаться на нюх в человеческой форме не приходилось, оставалось только зрение, которое, к сожалению, было легко обмануть. Оборотню казалось, что он видит два прижимающихся к траве силуэта, подбиравшихся к нему, но тень растворялись в тумане, сливались с линией земли и не позволяли безошибочно определить местонахождение противника.