Просмотр сообщения в игре «Пагода Вечного пламени»

месяц фумидзуки, седьмая луна,
хребет Оу, церемониальный путь


Утро выдалось свежим и ясным. Дышалось легко. К востоку от великого хребта Оу размазалось солнце. Высокий стан горы серебрился белизной, а на ярко-голубом небе паслись редкие облака. Это небо было недосягаемым как макушка Уэны, а гора — широкой как бицепс гнома-коробокуру. Все предметы обрели ясность в оппозицию ночным сомнениям. Свет лился по деревенским улицам и по осеннему лесу, отраде поэтов, смешивая золото листьев и зелень лениво отступающего лета. Лесные кедры шелестели и гнулись под ветром. Лохматились цветастые папоротники у обочин, а стланик поднимался до поясницы, обрамляя дорогу к реке в изящный футляр. Среди тонких кедровых стволов и хрупких сосен криво плясали каштанники, чьи ветви казались затейливо-оранжевым полуоблетевшим пазлом. А потом то здесь, то там осеннюю муть распихивала толстенная пихта в сочных малахитовых одеяниях. И так продолжалось, покуда хватало глаз. Лесная светотень убегала вдаль, в загадочную чащу, а шинхарэ и ниндзя шагали вдоль горной реки.

Над водой стоял туман, проколотый саблями осоки. Временами в бугристых заводях попадались жемчужно-персиковые чашки лотосов. Их сезон заканчивался, лотос отцветал — и всё же он был прекрасен. Как яркий самоцвет в нетронутом людьми лесу.

Огороды и рисовые поля потерялись вдали. Пропал сырой привкус болот в окрестностях озера. Дорога превратилась сначала в просеку, а потом в кривую тропинку. Приходилось то пробиваться через жёсткую траву, то прыгать по камням над затопленными ложбинами. Однажды путники наткнулись на обвалившийся и сгнивший мостик через овраг. В неподатливой глине хорошо отпечатались гладкие подошвы, принадлежавших дорогим туфлям. Убийцы бога шли по следам сановника, а тропинка неуклонно поднималась вверх.

Земля начала чередоваться с осыпями острых, ребристых камней. Заточенные ветром скалы будто ножи щерились на дне седловин, обещая мучительные увечья тем, кто сорвался бы с узкой козьей стёжки над ними. Похолодало — и даже Уэна всё чаще куталась в хаори, не говоря об остальных. Масатака довольствовался толстой стёганой поддёвкой, отличавшей одежду практичных и привыкших к долгим переходам шиноби. Ветер насытился силой, которой не знал в долине. Теперь его порывы заставляли хвататься за куцые корни деревьев и кустов, карабкавшихся по склонам вместе с путниками. На остроконечных глыбах, венчавших скаты, ветер свистел и визжал как бешеный. Редкие хвойные рощи жались друг к другу, поднимая игольчатые лапы: деревья будто пытались уберечься от ветра. Под неосторожными шагами брызгали камешки, а потом они долго щёлкали по ущельям, где древние айны искали духов. А тропа продолжала забирать вверх.

Стемнело. Оглядываясь, Синдзе и Соичиро видели за плечами уходящий в головокружительную бездну туман. Вместо привычных ровных дорог назад вёл каменистый путь. Он нырял вниз, в зелёное марево долины, которая казалась теперь далёкой и пустой. Огоньки Касенамуры складывались в несколько улиц вокруг едва видимого озера. Большой дом стал размером со сверчка. Сумерки ложились поверх тумана, добавляя сизые тени к его молочным бокам. Воздух ворочался у ног великой горы Гассан. Его лёгкость, не утратившая утренней прохлады, кружила голову. Те, кому приходилось дышать, каждым вдохом практически высасывали кислород из тумана — но воздуха теперь не хватало. И всё же, несмотря на всю лёгкость, горный ветер казался тяжёлым как чугун. Этот вес лежал на плечах невидимым бременем. Терзал душу. Заставлял возвращаться к недобрым мыслям. Казалось, что глаза духов следят за ними с горных кряж. Что в напитанных эхом перевалах приютились отголоски былых ошибок, совершённых в жизни.

Череда убийств, в которых ниндзя не имел ни оправдания, ни разумного смысла.
Непрошенная жертва матери, сделавшая Синдзе рабом чёрного колдовства.
Презрение и амбиции, душившие эго ямабуси.
Болезненный страх изоляции, обративший джорогумо в добровольную отшельницу.

Духи знали. Духи ждали.
Духи звали…

В собачий час солнце зашло над западным склоном Гассан и больше не вышло. Красная слизь его света, лившаяся по тучам, иссякла. И в чёрной пустоте наверху, став вдруг неожиданно близким, вспыхнул алчно-алый факел. Всё ещё далёкий, но казавшийся уже не искрой, а догорающим масляным фитилём. Пройдя над последним ущельем уже при свете ламп, трое шинхарэ и ниндзя наконец оказались перед вырубленной в камнях лестницей. Она зигзагами поднималась вверх в почти отвесной гранитной скале. Потрескавшиеся и полуобвалившиеся ступени из сизых валунов перемежались с пышными мочалками вереска. Первый пролёт предваряли высокие ворота-тории, покрытые облупившейся красной краской. Редкая трава перед воротами была обуглена. На камнях отпечатался оплавленный след молнии. От карликовой горной берёзы, некогда росшей неподалёку, остался почерневший остов.

Церемониальный путь лежал перед ними.