— Нет, нет, нет! Я ничего не знал, мням… мням… я всё думал… что он просто ворчит… Ичираки, этот недостойный вкуса ослиного помёта из гузна сумасшедший старый дед, о как он посмел оскорбить моих дорогих гостей!!! Он совсем сошёл с ума, не вините в этом меня! Дело в том, что его поганая семейка, его грязный род выродков, недостойных целовать грязь на ваших гэта… мням-мням… его вонючий чреслознатец-отец… они все якшались с айнами! Пока моя семья пыталась построить здесь дом для нас всех, помогала и заботилась, мням-мням… всей душой болела за родную Касенамуру… эти плеснезубые выродки всё шептали, что надобно уважить духов. Хотели зажечь свои костры во славу ночных извергов! Какой позор! Должно быть, дурь предков отравила Ичираки-бакемоно весь головной рис! Он пришёл в ярость ещё когда я рассказал, что обратился за помощью к шинхарэ! И тогда, когда вы прервали нас, о возлюбленный Небом воин с головой лисы, о могучий вестник возмездия, о твёрдая как гора Гассан…
— Да-да, — пробормотала госпожа Это.
— Ты чего это на мне его перебила?! — Уэна обозлённо покосилась на неё.
— …мням-мням! Одним словом, тогда он науськивал меня отослать вас прочь и убедить, что я написал всё спьяну, и что никакие духи нас не беспокоят. Он лил в мои уши гнилостные ушаты своего помойного злословия, называл вас ворами и опричниками, говорил, что вы зарежете нашего единственного лекаря… но я не поверил ни одному его слову! Кто же знал, что он решится вспомнить колдовство своих дважды подохших в канаве пращуров и здесь, среди всех, грозя гибелью нам всем, воззвать к силам тьмы! Я не зна-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ал!!!