Между тем, снаружи продолжалось столпотворение. То и дело любопытные совали носы в рёкан, глядели то на обломки мебели, то на Уэну, и выходили обратно на террасу. Качались бритые макушки, блеяли голоса. Человеческое стадо было напугано. Удобный момент, чтобы задавать вопросы, не вызывая подозрений.
— Есть, — селяне отвечали Масатаке утвердительно. — За ним послали, как только шинхарэ-доно закончила ломать столы.
— Ты что говоришь, ослина? — возмущались вокруг. — Она нас спасала!
— Да знать бы, кого она там спасала. И от кого!
— И бабушку Вагату схоронила! Ежели шинхарэ не веришь, её послушай. Она всё воочию видела.
— А может и не видела. Очи-то у неё не первой молодости.
— Да она же твоя, между прочим, троюродная тётка!
— Так а столы всё равно поломаны, — упрямился лобастый деревенщина и потыкал в потолок заскорузлым ногтем. — Ах да, значит, как наше святейшество прибежали, так пошли утешать старосту.
— Болвана толстого, — дополнили из толпы.
— Словом, тут он, тут. Скоро спустится, ежели его ищешь. Или наверх ступай.
Но тут к ногам шиноби упала огромная тень. Спровадив Синдзе в комнату Юи, монахиня сама вышла на террасу, гоня перед собой последних зевак, и задвинула двери за спиной.
— Йой, Масатака, — вальяжно сказала Уэна, глядя куда-то мимо Соичиро. — Постой-ка, не разбегайся. Что там было в лесу?