Закат; как змеи волны гнутся
Уже без гневных гребешков.
Но не бегут они коснуться
Непобедимых берегов...
Майя, облокотившись о борт, бездумно водила рукой воде. То погружала ненадолго, то набирала ртутно-золотистые блики в горсть, то стряхивала капли-близнецы с пальцев.
Безумный, лихорадочный до озноба день сменила апатичная ночная меланхолия. Больше не хотелось ни думать, ни кому-то что-то доказывать. Даже делиться ничем не хотелось. Всё равно не поймут, не согласятся, не оценят.
Она подложила под щёку мокрую правую руку и отвесила реке щелбан сухой левой. Ой, уже не сухой.
Удивительное дело: торговцы, из проходящих через Гринест караванов, всегда виделись ей невероятно загадочными, мудрыми, велеречивыми... ну кроме наёмников-охранителей, чью грубую сущность не мог скрыть никакой романтический флер. И вот, наконец, Майя сама отправилась в края торговцев. В большие города, стоящие на берегу широких рек. В своё первое настоящее путешествие. И откинув холст, скрывающий завесу большого таинственного мира, она обнаружила лишь труху.
Что поразило её больше всего — перебирая события последних дней, она вдруг осознала, что безмолвная эльфа была единственной, о ком она могла отозваться добрым словом. И за что? За двух подстреленных зайцев и помощь в сражении с пиратами! Это было самое страшное. На фоне остальных эльфа казалась едва ли не светочем, воплощением разумности и добра, а ведь она просто была нормальной. Просто. Нормальной. Ведущей себя по-человечески. Да что это за мир такой, в котором человек, ведущий себя по-человечески, выглядит образцом благочестия, лишь потому, что остальные не способны даже на это!?
Майя переложила голову на мокрую левую руку и причесала полуночный барашек подсохшими пальцами правой.