— Так я не про него! — прыснула Ланя. — Я про ту сцену, где Ватсон видит на столбе Холмса и думает, как это жут… стой, ты куда?!
— Интересно же попробовать с ней поговорить, — подхваченная неясным азартом, Света озвучила только что пришедшую мысль и вскочила.
— Что? Да зачем… — Иоланта беспомощно вздохнула, но подруга уже спрыгивала на палубу.
— О, слышь, спроси, есть у них магазин! — в полный голос напутствовал её Дима, развалившись на брезентовом бауле. — И это, чё побухать с кем!
— Не смей ничего такого спрашивать! — Иоланта возмущённо ткнула его в плечо. — Хотя про магазин можно…
Дима засмеялся. Он явно не собирался ничего спрашивать сам. Положив под голову куртку, а ноги в стоптанных берцах — на борт, он лениво жмурился на солнце. А солнце лениво жмурилось на него, играя среди сосновых верхушек. Из-под облезлой посудины с бурлением вырывалась вода. По пути на нос Света прошла мимо давешнего парня с Узла, который рылся в наружном отделении объёмистого рюкзака. Ефимова не знала, что это за чувак, но теперь он ассоциировался у неё с запахами ветчины и крепкого кофе. Вообще, он казался её примерным одногодкой, но ни о каких четвёртых практикантах Катерина Олеговна не предупреждала.
Женщина подняла на приближающуюся Свету чужой, колючий взгляд.
— Магазина нет, — холодно сказала она.
=○=
А Воронов, вернувшись в рубку, вместе с капитаном смотрел, как девочка в супер-огромной джинсовой куртке приближается к предмету их беседы. И, конечно, употреблял бутерброд.
— Биолухи… — вздохнул капитан. — Хотя знаешь, биолухи — ребята хорошие. Я и сам на Зоосаде кантуюсь. Вожу их… этих… рыб всяких считать и водоросли собирать.
— Рыб? — Стёпа навострил уши. — Хорошие места, рыбные?
— А что? Ты рыбак, что ли?
— Немного, — скромно признался Воронов.
— Ну раз рыбак, тогда гляди! — бутерброд в лапище моряка выписал замысловатый знак, отдалённо напоминавший японский иероглиф «дохуя». — Есть щука, есть плотва. Они везде, можно сказать. Ещё окунь с океана поднимается, но его в нерест западло брать. По притокам ряпушка, налимы… ну ерши, конечно. В Ельме — ельцы… Таймень был, пока его ловить не запретили. А всё равно ловят, бараны. Так всего и переловят.
— Прям в Печорке и ловите? — Воронов указал термосом на берега за окнами.
— Кто прям тут и садится, — заговорщически подмигнул капитан, — но я тебе как местный скажу: лучшая рыба с Маламутки идёт. Вон она, кстати, как раз проходим!
=○=
И действительно, кораблик вырвался на стремнину и на всех парах шёл к удивительно красивому ущелью. Берега в нём образовались из высоких гранитных отрогов, поросших старым ельником. В отличие от сосен, ели складывали ветви так, чтобы выстроить непробиваемую стену из зелёной темноты. Серая горная порода поднимались на высоту четырёхэтажного дома, а стиснутая ею река гудела эхом. Казалось, что ущелье создала не природа, а сами уральские духи — как ворота в свою Запретную страну, в недосягаемую Парму.
Из-под лесного полога по правую руку блестела синева притока. Вторая река была намного теснее Малой Печорки и впадала в неё с востока аккурат перед ущельем. То и была Маламутка. Маламутка виляла среди скал, пока не исчезала в буреломе. Вскоре тень от ущелья упала на палубу. Солнечный блеск померк. Корабль входил под еловые своды, наполненные гулким шелестом воды.
— Маламутка, считай, через Берёзы течёт, — пояснил хозяин корабля. — Ты как по деревне освоишься, походи по тропинкам всяким. Которые на восток, те выведут к реке и болотам. Если сговоришься, там и лодку дадут. Хорошо будет, ай хорошо…