Напряженную тишину внезапно разорвал дикий, пробирающий до мурашек вой. В нем было столько первобытной животной силы, столько ликующего торжества и жажды крови, что Элен почувствовала, как шевелятся тонкие колечки волос на затылке, как все члены словно наливаются свинцом, оцепенелые, а в разуме бьется одна мысль: все бесполезно, не спастись тому, на чей след вышел…
- ВЕРВОЛЬФ!, - чей-то испуганный крик вторит мыслям. Каким же человеческий голос кажется слабым, полузадушенным по сравнению с этим гордым, самоуверенным ревом – предвестником неминуемой кончины! Волкодлак разрывает серостью своей шерсти белесые клочья тумана словно нож, прорезающий полотно пасторальной картины. Злые янтарные глаза, в которых плещется безбрежный океан ненависти, смотрят прямо сквозь нее на сжавшуюся в комок и хнычущую душу. Клыки, огромные, как пешеварские кинжалы, готовы терзать ароматную смертную плоть, а виднеющийся меж ними язык, алый, как мундиры солдат Его Величества, словно бы испачкан в не прекращающей истекать крови предыдущих жертв.
Что стоит весь армейский опыт перед таким чудовищем? Как можно сравнить это спокойное, умиротворенное ощущение, когда наводишь прицел в голову сквозь ствол винтовки и, отпустив крючок, удовлетворенно видишь оседающее на стылые камни тело, с тем, что происходит сейчас? Не человек, пусть даже мертвый, а демон из самых страшных историй пришел по ее душу: противоестественное единство человека, зверя, и безбрежной ненависти.
Можно ли ситом вычерпать море? Можно ли ложкой срыть гору? Возможно ли взмахами рук подняться в небеса? Все это бессмысленно и невозможно, равно как и противостоять одному из совершеннейших хищников. На одного вервольфа потребно три охотника, а здесь и сейчас только двое, одна из которых – она. Бесполезная смешивальщица зелий, не способная даже выстрелить в упор. Жалкая пародия на гордое имя Охотника.
Двое? Нет – уже одна. Элиас грациозным, ловким прыжком буквально взлетает на крышу кареты, оставляя напарницу один на один с Кошмаром. Белая как мел, подстать своей рубашке, Элен судорожно пытается перехватить мушкет, но он скользит в руках, словно угорь, уворачивается. Что это за стук такой частый и дробный? Это чечетку отбивают ее зубы.
За спиной и чуть выше раздается короткий жалобный скулеж, и сверху падает еще один вервольф, и почти сразу же вслед за ним изящно приземляется сбежавший было граф. Густой багрянец растекается под телом неподвижного Зверя, и Элен скорее каким-то шестым чувством, нежели разумом, понимает, что оборотень мертв. Убит человеком – таким же, как она. А значит, Элиас не бежал – он спасал их от удара в спину!
Аристократ метнулся к новому врагу, и алхимик почувствовала, что мысль о смертности монстров наконец сбила невидимые цепи с ее ног.
- Я отступаю на стрелковую!, - хотела бодро доложить, но голос подвел, дал петуха. Ладно, это потом, все потом. Сейчас самое главное – разорвать дистанцию между ней и чудовищем, совершив «ретираду на заранее подготовленные позиции», или же, попросту говоря, бежать, пока не окажется в более-менее безопасном месте, откуда можно спокойно стрелять, не дожидаясь, пока острые зубы и кривые когти превратят ее в мелко нашинкованное рагу под кровавым соусом а-ла О'Ниалл. А Элиас… Он справится. Удержит монстра до тех пор, пока такие тяжелые руки не поднимут тяжелый, словно ствол пушки, мушкет. И тогда пуля найдет врага и прогонит Кошмар. Может быть – и от одного этого ядовитого сомнения становится дурно.