Элиас улыбался. Улыбался, когда стягивал с неё кожаный наряд, оставив лишь шляпу, когда касался через кружевное белье нежной девичьей кожи, даже когда губы аристократа сомкнулись на тёмном бугорке соска, их все ещё распирала неестественно широкая улыбка. Она тяжело дышит, прикусывает губу, стараясь не разбудить спящих (или может притворяющихся?) охотников. Но словно нарочно, аристократ легко кусает нежную плоть — и наградой ему становится тихий стон.
— Тише, тише, дорогая...
Шепчет граф Норфолк на ухо.
— Ты же не хочешь разбудить их? Ты же не хочешь чтобы все узнали...
Ржание лошадей вырывает из блаженного забытья.
Просто сон.
Сладкий сон, сменившийся суровой реальностью.
Семеро выехали в Город.
А сколько вернутся назад?
Блуждает взгляд по заспанным лицам.
На Элиасе маска, маска лучшая из всех.
Всего лишь улыбка.
Привычно, Норфолк извлекает из внутреннего кармана золотые часы на цепочке.
Засекает время.
Время — это важно.
Всегда спокойнее умирать зная, что сейчас, скажем, пять сорок две утра.
Ноги касаются земли. Всегда первым делом проверяй почву.
Если она влажная — можно подскользнуться. Если есть малейшее подозрение в том, что это может быть ловушка — так оно и есть.
В лошадей вселился сам Дьявол?
Ах, Берни, стоит быть осторожнее с выражениями.
Но чем, в самом деле, черт не шутит?
С тихим скрежетом ножны покидает клинок.
— Тихо. Слушайте.
Самая незаметная тварь не может двигаться совершенно бесшумно. Шорох листвы под лапами. Биение крыльев о ветер. Рычание. Верхом непрофессионализма сейчас было бы начать долгую дискуссию на тему "что делать". Должны сработать рефлексы. Окружить карету. Прикрыть друг друга.
Слушать.
Если твари здесь, их следует встретить во всеоружии.
Если тварей нет... Что же, когда-нибудь они будут. Мы же не хотим плодить в корне неверные модели поведения.
Но как все-таки сладки были её губы...