- Конечно же, - кивнула довольная Лидка, оставаясь в прежней позе и только склонив голову на бок, чтобы любоваться представшей перед ней картиной во всей ее полноте. И пока пан разоблачался, она смотрела на него прищуренными от удовольствия глазами, как кошка на кринку сметаны. Грудь ее высоко вздымалась, пока взгляд скользил по крепкому и кряжистому, как могучий дуб, телу Болеслава, по его мощным рукам и уверенно держащимся что в седле, что на земле ногам. Алый язычок поминутно облизывал пересохшие губы, когда она любовалась им: молодые грациозные юноши, тонкие, как тростинки, тоже хороши, спору нет, но разве им под силу состязаться с настоящим шляхтичем – мощным, сильным, уверенным, в чьих руках любая женщина почувствует себя хрупкой, как цветок, и защищенной лучше, чем за каменной стеной.
Бесстыдно глядя на обнаженного мужчину, она проворковала медово: - Кр-расивый! Настоящий мужчина! – и плавно поднялась, склонившись над сидящим на кровати паном и запечатлев на его губах тягучий сладкий поцелуй. Мягко отстранившись, она игриво повела бедрами, попросив: - Развяжи на мне поясок!
Когда тонкий ремень упал на пол, коротко лязгнув медной пряжкой, она отступила на полшага и с веселым «э-эх!» крутанулась на месте, позволяя юбкам взлететь, окружив ее подобно колоколу и открыв взглядам магната одетые в мягкие домашние туфли аккуратные ножки. Руки легли на талию, еще несколько лихих оборотов, и ничем не удерживаемое платье само сползло с плеч к ногам женщины, оставшейся в одной нижней рубашке. Пан Вилковский знал, что их обыкновенно шьют из плотного льняного полотна, но Лидка, как оказалось, предпочитала другой материал – явно недешевый прозрачный шелк из далеких земель, который лишь самую малость скрывал то, что находится под ним. А под ним… под ним была только сама женщина, и ничего кроме.
Укрытая тяжелыми локонами золотых волос, с глубокими голубыми глазами, совершенно естественная и не испытывающая ни капли стыда в своем открытом всем взорам наряде, она могла бы показаться ангелом, если бы походка ее, взгляды ее не выдавали одного: она желала самых плотских удовольствий, и желала дарить их своему партнеру.
Шаг – выставленную вперед ногу обрисовала токая ткань. Плавное движение, вновь вернувшее ее в прежнюю коленопреклоненную позу – и под прозрачным газом видно пышную грудь, колышущуюся тяжелым дыханием. Мягкие женские ладони неторопливо так скользят от колен вверх, а светлые глаза смотрят снизу вверх, и в них читается лишь любование и восхищение – никакой скуки, никакой пресыщенности, которой, говорят, у падших женщин навалом, никакого отвращения или пренебрежения к его телу. Только удовольствие и желание продолжения.
- Позволь мне, - в голосе Лидки скользит нетерпеливая хрипотца, - сначала коснуться твоего естества губами и насладиться его крепостью. А потом, - предвкушение в тоне ее столь явно, что даже такой неискушенный в игре тональностей человек, как Болеслав Вилковский, понимает, как она этого жаждет, - мы сольемся воедино в том самом древнем танце, который мы оба равно хотим. А впрочем, - язычок снова скользнул по губам, - ты можешь делать в любой момент то, что захочешь, и так, как захочешь. Мне это будет прия-атно, - мурлыкающим тоном договорила она и склонилась ниже, так, что шляхтич почувствовал внизу ее горячее дыхание.