«Фанатик — это глухой как пень оратор» определил Казимир, и сокрушенно покачал бы головой, но сдержался, дабы не показывать собеседнику своего разочарования. Такому все одно, а от своего не отступит. И мог бы Казимир еще раз ткнуть носом Джургиса, что города Ганзейские все как один христианские, что покамест весть о помощи дойдет, пока войско соберут, да пока придет оно - не будет уж стоять Гродно: сожгут да разграбят русичи, литвины или тевтонцы - все одно. Да много чего еще мог разумного поставить на вид Айвартсу Казимир, но понимал что толку с того - чих. Отдал бы Джургис душу какому-нибудь богу - и всем жить стало бы легче. Но не было недобрых мыслей у Казимира к фанатику, сколь тот ни мешал бы его планам. И не желал тому смерти насильственной. Но что делать с Джургисом? Как устранить угрозу его и уж тем более как использовать - то Казимир не понимал. Стало быть нужно было посоветоваться с кем-то сведущим. Но прежде... Прежде нужно было еще живым выбраться из этой слободы, в котором в любой момент мог Айтварас пробудиться.
Принять предложение, конечно, Казимир не мог. Не того он был сорта человек, не той породы. Слово свое держал и метаться от одного господаря к другому было не в чести у всякого пана. А про честь пан Будикидович кое-что слышал, и немного заботился о том чтобы имя его было в почете и уважении. Но видно и то не понимал Джургис, начиная вербовку. А может и хотел лишь услышать отказ за закрыть разговор. Кто ж его знает-то? Он ведь, с одной стороны простой как молот, а с другой упертый как наковальня. И в нем словно два этих инструмента работают, а что выйдет на выходе - узнаешь только когда увидишь результат собственными глазами. А потому речи продолжил Казимир вести неспешно и аккуратно, дабы собеседник его за нож не хватился с горячки.
- Я тебе также скажу, Айвартс: чай и я не девка блудливая. Дал клятву княжичу - ему и служить буду. А ежели помрет он вперед меня - тогда... - Казимир замолк. Хотел сказать сначала что «поговорим», но понял вовремя, что понять могут не так как надо его. Что имя свое доброе может запятнать речами таким, а от того закончил расплывчато и всеобъемлюще, но все ж таки открыто: - тогда все иначе будет, Айвартс. Все иначе.
Склонил голову на бок, Казимир, почесал остатки волос на залысине, скривился. Жаль ему было, что человек такой энергии, такого напора во врагах окажется его. Его бы да в нужное русло... Ян, наверное, и нашел бы способ использовать Джургиса, подсказать ему что надо делать чтоб польза Будикидовичам была. А то и подыграл бы, включился бы в заговор, чтобы вызнать все про него да может раскрыть потом да прижать к сапогу. Но Казимир был других правил. Он уважал чего достиг этот простой работяга своим трудом, и не желал тому подлостей всяческих.
- Не такой ответ я ждал от тебя, Айвартс, ой не такой. Но я не из торопливых. Коль передумаешь - знай, что мое слово к тебе в силе останется. Поговори с работягами, поспрашивай чего люди хотят, посоветуйся. От того худо не будет. - Казимир приблизился и негромко добавил. - А я покамест попрошу Перкунаса, чтоб к разумению тебя обратил, по-свойски стало быть. Как он умеет.
Казимир улыбнулся полу шутке. Хотел бы он посмотреть как в задницу Джургиса молния треснет не меньше, чем чтоб тот переменился в разумении своем. Но время подходило к концу, и пора было уже и возвращаться, пока обстановка, вроде как, поуспокоилась.
- А самогонку я тебе оставлю, добрая она, сам гнал. Выпей с работягами за град наш да за благополучие его.
Хотел было добавить Казимир чтоб посоветовался с цеховыми да не стал. Сами спросят откуда самогонка пана да с чем приходил. А там и яазыками, глядишь, зацепятся. А может и не зацепятся, кто ж знает. Но эта небольшая хитрость - действовать на Джургиса через его окружение, чтобы друзья его убедить попытались - последнее что мог сделать пан юстициарий, не прибегая к методам подлым и бесчестным, коих всю жизнь сторонился как мог.