Узнать, где располагаются мастерские кожевенников, не представляло труда даже в таком большом городе, как Гродно: запах свежих кож, нежно перемешивающийся с ароматом используемой при дублении мочи, выдавал их местоположение на целый полет стрелы, а в ветреную погоду и того дальше. На счастье юстициария, добрая самогонка позволяла не только держать голову в ясности, но и не позволяла желудку показать окружающим богатый внутренний мир пана – а то конфуза не оберешься.
Полумятежный квартал примыкал к Неману у самых городских ворот, так что река в этих местах была малопригодна для чего-либо, помимо сплава. И слава Богу, что кожевенники жили вниз по течению, а то весь город бы остался без воды. Зато подобное местоположение неплохо защищало недовольных: пройти к ним можно было лишь через узкую улочку, ведущую от квартала гончаров, либо через несколько проходов между лавками, выходившими на коронный шлях.
Вот со стороны шляха-то Будикидович и прибыл, и имел возможность своими глазами удостовериться, что слухи не врут: проходы были заделаны импровизированными воротами, перед которыми высилось некое подобие баррикад, а сами кожевенные лавки теперь смотрели на улицу из-под насупленных узких створов чуть приоткрытых ставен – коль захочешь товар увидеть, так придется внутрь заходить. Крыши домов предусмотрительный литвин тоже, видать, приказал усилить – один из воинов, сопровождавших Казимира, обратил его внимание на то, что вместо черепицы теперь лежали смоченные в какой-то дряни шкуры, на которых в изобилии валялись разные черепки. Если бы незваные гости решили навестить вотчину Джургиса поверху, им бы пришлось нелегко.
У самых ворот благородного пана встретили караульщики: обычные кожевенники, вырядившиеся в некое подобие бригантин и вооруженные длинными баграми да топорами за поясом. Узнав о цели визита пана, препятствий ему они чинить не стали, и даже выделили провожатого: им оказался неразговорчивый пожилой мужчина с ожоговым пятном во всю левую щеку, назвавшийся Жинтарасом – одним из цеховых старшин и начальником третьих, или «Краснодубских», в честь ближайшей лавки, ворот.
Как оказалось, жизнь за оградой не сильно-то отличалась от того, что происходило в остальном городе: разве народа на улицах было поменьше, да и не городская стража патрулем ходила, а все те же местные, старательно изображавшие из себя если не дружинников, так хотя бы «товарищей». Даже вездесущие уличные торговцы, к кожевенному цеху никакого отношения не имевшие, присутствовали: этим хоть война, хоть потоп, а выгоды своей не упустят.
Сам Айтварс, как выяснилось, перебрался из своего дома в корчму «Золотой барабан», вернее, в бывшую корчму, потому что ныне в ней было устроено нечто между ставкой войска и цеховым собранием. Будикидовича провели под тяжелые дубовые своды корчмы, ярко залитой полуденным солнцем сквозь широко распахнутые ставни: разительный контраст по сравнению с мрачно прищурившимися лавками, выходящими наружу.
Усадив пана за стол у окна и распорядившись подать гостю чегой-нибудь выпить, проводник юстициария скрылся на ведущей на второй этаж лестнице. Казимиру же подали жаренного до золотой корочки цыпленка да здоровую кружку светлого пива (кстати, весьма неплохого!) – осада-не осада, а кожевенники явно не бедствовали.
А вскоре, не прошло и пары минут, наверху появился и сам Джургис. Невысокий, плешивый, с короткой пегой бородкой на простецком лице селянина, он не выглядел человеком, способным поднять народ на волнения – если не смотреть в водянистые голубые глаза, в которых читались недюжинный природный ум и природная литовская смекалка. Одетый в кольчугу поверх стеганки, с коттой, на которой был изображен неизвестный герб со вполне узнаваемой фигурой черного медведя на зеленом фоне, он вразвалочку спустился к столу, за которым сидел пан Будикидович, цапнув по дороге из чьих-то услужливых рук кружку, выглядящую родной сестрой той, что стояла перед юстициарием.
Плюхнувшись напротив Казимира, лидер почти мятежников сразу взял быка за рога, пробасив:
- Здрав будь, пан законник. Не ждал тебя увидеть здесь: уж скорее рассчитывал, что черные велеи Волковича принесут. Так с чем пожаловал?