- Пойдем, - кивнул Якуб. От "Коровы и Седла" он отказываться не стал, место было как место. Тем более что Юхновича больше интересовал собеседник, а не выпивка или еда.
- Мы с братом недавно собак купили, - начал издалека шляхтич, - боевых. Раньше вашей шерстью не интересовались, свей хватало, но как появилась в хозяйстве животина, сразу стало понятно сколько от них пользы - и сторожа, и нюхачи, и охладить задор чей-то. Вот и стали мы думать, как бы свою стаю расширить. Тем более что повод есть, большая охота намечается, для нее целая свора надобна будет. Но смотрю я, да в лад не возьму, как ваш угол устроен? Вон, сегодня с кузнецами весь день провел, у них дело поставлено строго - Юзефович над всей торговлей стоит, порядок наводит, какой крупный товар появится, у него надо заверить. В нашем углу тоже порядок - мимо нас с братом ни одна кляча не проскочит. А как у вас дело поставлено, есть свой Юзефович?
Мелочиться голодный Мазур не стал, и сразу заказал себе кружку пива, тарелку овощей да колдунов свежих, с жадностью набросившись на еду, как только ее принесли. Даже на вопрос Якуба он отвечал с набитым ртом, пачкая вытекающим соком из перемалываемой редьки давно нуждающуюся в стирке рубаху. Перерывы между мощным движением челюстей он делал лишь ради того, чтобы запить все это большим глотком пенного пива.
- А че смотреть-то, когда брать надо? Что смогу – я тебе с организую, даже по старой памяти не особо блохастых. Что не смогу – скажу кого спросить, и сам за это получу свой грошик. Мы, чай, не железнячники, у которых порядок в их арсенале должон быть, и не вы, которым для каждой кобылы трэба денник, овес, выгул и прочее дерьмо. Мы, коли нужда заставит, можем и тех пустобрехов, что подешевше, прочим скормить, а учить их много места и не нужно.
Так что не морочь себе и мне голову, не тяни пса за хвост и говори, сколько и каких нужно. Небось с кузнецами-то ты тоже сам общался, а не напрямую к жирной скотине Юзефовичу поперся, верно?
- Сам, конечно, - не стал открещиваться от очевидного Якуб. Сам он на еду не налегал, достаточно уже потрапезничал за день, но от пары кусков пирога отказыватья не стал, чтобы заесть выпитое с купцами и то, что еще только будет выпито сейчас. А в том, что будет, можно было не сомневаться, в городе по-другому дела не делались, - И то правильно. А то если бы весь торг шел через Юзефовича, то был он одним торговцем в Гродно. Но он хоть скотина, да польз аот него есть. Если какой спор, то он разрешит. Если кто на торговлю позарится, опять же он вступится...
Юхнович хотел добавить еще чем полезен был глава цеха своим коллегам, но понял, что и сам толком не знает, чем именно. О своем устройстве торговцы не особо-то распространялись. Поэтому шляхтич махнул рукой и стал говорить о том, что знал.
- Да пес с ним, с Юзефовичем. Их ряды - это их ряды, а у нас свои ряды. Сам знаешь, какое сейчас время наступило. Все паны, кто до того по хатам сидели, теперь забегали. Кто в князья попасть хочет, кто перед будущим князем выслужиться хочет, ну а кто просто успеть наворотить, пока дают. На той седьмице затевают вельможные паны широкую охоту. Чтобы гуртом, на всю ногу, на медведя да другую добычу. Посколику паны шибко благородные, то сами они снаряжать ничего не желают. А хотят приехать уже на все готовое. Вот и вышло так, что мы с братом эту охоту устраивать будем. Лошадей в достатке у нас есть, сам понимаешь. А вот собак нема. Тут-то я к тебе и пожаловал. Только я подумал и так, и эдак, и сильно затратное это развлечение получится. Посуди сам - ну будет на охоте пятеро панов, не меньше. А то может и поболе, если других завидки возьмут. Каждому нужна свора, паны ведь соревноваться желают, кто лучший охотник. Ну возьми три пса в свору, не меньше. А лучше то две пары. И получается нужно мне не меньше полуторы дюжин голов, а если по уму, то две все две.
Шляхтич сделал паузу, посмотрев на Мазура - поспевает тот за математикой али нет - да промочил горло. Якуб подумал, что столько как за один этот день он за всю свою жизнь не разговаривал. И как только у Яцека получается языком молоть без устали? А еще смеются, мол, легкое это дело, разговоры разговаривать.
- И вот закончится охота, - продолжил мысль Юхнович, - Куда мне эту ораву девать? Ну, кого-то потопчат, кто еще сдохнет, останется, пускай, десяток. В хозяйстве столько не треба, к войне их не пристроишь. Не возвращать же тебе. Так что подумал я, подумал, и решил, а что бы вместо того, чтобы покупать у тебя одних псов, не купить всю твою псарню. Как ты смотришь на то, чтобы княжескими псарнями управлять?
Якуб снова замолчал, на этот раз уже дожидаясь реакции собеседника на свое предложение. Мазур, может, в искусстве счисления был не силен, но с теми масштабами, что предлагал ему Юхнович, справлялся, хотя и не без помощи пальцев. Поднеся к лицу широкие лопатищи-руки, он в процессе разговора загибал свои кургузые пальцы, сначала не полностью, а потом и до сжимания руки в кулак, шевелил беззвучно губами, повторяя полученную информацию, морщил низкий лоб, и весьма забавно и явно бесконтрольно дергал ушами.
То, что на руках собачника был полный набор перстов, было делом редким и свидетельствующем, о том, что с лающей и блохастой сворой мужик управляться умел. Сам Лесневский данный факт не оспаривал, самодовольно добавляя, что в качестве защиты от укусов псов в процессе обучения он мажет руки их калом, сбивая собачее восприятие.
Мнение приятеля о Юзефовиче Мазур не разделял, на все слова Якуба фыркнув только так, что брызги полетели. Видал я, дескать, торгаша в цельной домовине, платом прикрытого. Но в спор, к чести его, ввязываться не стал. А потом уже и не до того стало.
Сказать, что предложение Юхновича выбило собачника из колеи – значит не сказать ничего. Тот широкими круглыми глазами, как у рыбы, выброшенной на берег или, по его собственному выражению, как у срущей собаки смотрел на конюшего, словно бы тот начал говорить на каком-то чужом языке о чем-то совсем уж непередаваемом.
Волосатое левое ухо Яна мелко подергивалось, пока тот шевелил челюстями, в которых уже ничего не было – словно пережевывал слова Якуба. Мужик кхекнул, харкнул на покрытый прелой соломой пол, запустил руку вниз, где остервенело почесал что-то и, наконец, выдавил сипло:
- Курва мать, княжьими псарнями я управлять хочу! И варьянт добрый… Но холера! Мне же за такое голову с мудями местами поменяют и скажут, что так и было! Трясца на цебе, пан недоделанный, як доброму человеку можно такое сходу предлагать!
Поругавшись еще с пол-минуты, впрочем без особой злобы, Мазур перегнулся через стол к собеседнику и, дохнув на него неприятной смесью кислого пива, застарелых застрявших между зубами овощей и вони из глубины утробы, горячо зашептал с присвистом:
- Пусть мне сукой до конца своих дней быть, а не кобелем, я согласный. Но над нами хучь хозяина и нету, а есть тот, кто решает все терки, когда кровью пахнет, и кто может помочь. Ты эта, Якуб, до Радковича прогуляйся, с потри за псарню с шинкарем, и коли по рукам ударите, то тама же дело с ним и делай. А я супротив него ни в жисть не попру, а то свету белого не взвижу. Изведет, коровье вымя, как пить дать изведет колдунством черным або лихими парнями.
Якуб следил за превращениями Мазура едва не забыв дышать. Тому бы в балагане выступать, а не блохастыми торговать! Естественно, вслух об этом шляхтич говорить не стал, чтобы не обидеть приятеля. Тем более что тот, наконец, назвал имя, которое так хотел услышать Юхнович. О том, что именно Радкович держит псарни, самому ни в жизнь бы не догадаться, но на удачу Якуба захваченный перспективами Мазур сам выложил все как есть.
- Добре, - кивнул шляхтич, - дойду до пана да порешаю обо всем.
На этом можно было бы и разойтись, но Юхновичу стало любопытно, насколько серьезно приятель относился к слухам о Радковиче:
- А что, он и правда колдун? - поинтересовался Юхнович, - Я думал, брешут.
- Да ты что! – праведному возмущению Мазура не было предела, правда, возмутился он на диво негромко, - Как пить дать колдун, так что лушше об этом много языком не молоть! Дед евонный жрецом был, бабка, бают, ажно колдуньей из чудинов. И ен сам язык птиц и зверей понимает, с мертвыми разговаривает, как мы с тобой сейчас вот.
Глаза псаря неустанно вращались в глазницах: видимо, по мнению рассказчика, это должно было предать его словам большей убедительности. Однако, вкупе с драматическим полушепотом, звучало это попросту смешно.
- Как прослышит он, что на него хулу кто-то возводит – мышка, например, из подпола принесет, так и все, конец бедняге. Со свету сживет, изведет подчистую! Так проклянет, что сначала куська отсохнет, а потом и вся требуха заживо сгниет. Недобрые силы у него – говорят, он с Лаумой сделку заключил, и в обмен на подмогу ее крадет у людей сны, которые та изменяет и возвращает! Но, - он приложил палец к губам, - об этом – тс-с-с, ни слова! А то прослышит нас…
Якуб немного рассеяно кивал, слушая речь Мазура. Не то, чтобы Юхнович не верил в чертовщину - сложно не верить в то, что тебя каждый день окружает. Довелось ему в детстве увидать живую вилу, да и старшие воспринимали необходимость оставлять подношения и соблюдать приметы, чтобы не разгневать лесных соседей. Это была такая же естественная часть деревенской жизни как необходимость беречься от волков. Но в колдовство и ворожбу поверить было гораздо сложнее - все-таки, не людское это дело мороки наводить. По обыкновению прагматичный, Юхнович рассуждал так - если бы колдуны и правда обладали такой силой, как судачат, то шляхтич бы наверняка встретился бы хоть раз хоть с одним из них - слишком уж он много воевал и слишком часто видел смерть, а ведь перед смертью положено все силы класть, чтобы выжить. Значит, будь на поле брани настоящий колдун, он бы чего-нибудь да наколдовал, а такого не было.
- Я, конечно, молчок, - проговорил Якуб вслух, стараясь не выдавать сомнений, чтобы не огорчить товарища, - Но это... А видел кто? Ну, что он и правда так делает?
Подыгрывая предостережению Мазура, шляхтич понизил голос и избегал называть имени шинкаря
- Дык як же ж! – уверенно заявил псарь, - Иначе откель бы енто узнали? Сам я не видал – Боги миловали. Но людишки же врать о таком не будут, верно говорю. Вон Нестан из «Головы кабана» своими глазами видел, как на задворках он черному петуху голову рубил – а потом кав ветер поднялся, закрутился и ен обратился вороном и улетел.
А наговоры евонные всякие как пить дать действуют! - Мазур вжал голову в плечи и сотворил обережный знак. Потом, рассудив, что защиты много не бывает, перекрестился. – Иначе как бы он изводил бы тех, кто против него измышлял або дурное говорил? Во-о-от!
Завершил свой убежденный монолог горячо шепчущий Лесневский, сам того не зная, почти что классической цитатой:
- Тому, кто кумекает что-то, этого достаточно. Ну, чтоб понять, что дело ой как нечисто. Не сможет так обычный человек сделать, ой не сможет…
- И то верно, - согласился шляхтич, чтобы не дать Мазуру перепугать себя еще сильнее. Но имя Нестана все же запомнил. Тот, может, и просто напился да видел всякое, но может и нет. Если Радкович все же промышлял ворожбой, то об этом стоило рассказать Яцеку, он обязательно придумает как обернуть такое знание на пользу делу.
- Ладно, - перевел Юхнович тему, - Не будем лихо ворошить, раз я с ним перетереть собрался. Пойду, разыщу его да сговорюсь за наше дело. Обычный или необычный, а выгоду любой человек любит, на том и сойдемся.
- То верно, - размашисто согласился собеседник, - деньги он о как любит. Так, что он, хотя кобель еще тот, а настоящая сука! Он, - голос снова упал до шепота, - по-моему, единственный из тех, кто в городе вес имеет, кому Лидка от ворот поворот дала. Хотя, казалось, бы, как можно днежного мужика в шлюхарню не пускать? А вот гляди ж ты! Но вот за что, и что там было, - Мазур развел лапищи, - мне не ведомо. Хотя, мнится мне, Лидка, если ее спросить правильно, молчать не будет. Она баба такая, ниче не боится! И хороша-а-а...
Ну лады, оно верно, что с ним тебе все одно тереть, а мы растрынделися тут. Бывай, Юхнович! И не забывай о своем обещании! Княжий псарь, это, курва, звучит гордо!
Юхнович кивнул в подтверждение сказанных слов и, попрощавшись с Мазуром да пообещав сообщить ему о любом исходе переговоров с шинкарем, отправился на поиски Радковича.