Было бы странно, если бы великокняжич лично написал о решении Казимиру, явив тому свою милость и выставив в каком-то роде избранным. Нет, должно правителю блюсти приличия и не возвеличивать никого из тех, кого поименовал он равными меж собой. Все ясно было Казимиру как день, и вести о воле монаршей принял он как должно. А вот к «дару» Казимир отнесся с осторожностью вящей, ведь заведено в городе Магдебурге, что высший судья здесь заседает 3 раза в году. Одно судебное заседание проводится в день святой Агаты, другое — в день святого Иоанна Пресветлого, третье — в восьмой день святого Мартина. А если эти дни приходятся на праздник или на запрещенные дни, то он пропускает судебный день. Княжичу, верно, не ведомы многие обычаи, но раз заведено в Гродно суд вершить как в граде Магдебурге, то и вмешиваться в обычаи эти княжич не должен и не может. Но кто скажет светлейшему Ягайло, что он «не может»? Городской совет? Епископ? Горожане? Паны Гродно? Все они скажут то, что выгодно будет избранному ими претенденту, а посему вступать в спор с великокняжичем не станут они. Но потом могут и припомнить Казимиру о «злоуптореблениях» правом, или сыновьям его. И не вспомнит никто что сам Ягайло разрешил. Не вспомнит ибо разрешил то что не должен был. А про Будикидовичей вспомнят. Не высокого полета птицы. Таких можно и приспустить. А посему решил пан Казимир правом своим не злоупотреблять без крайней на то нужды. Ведь лучше, так сказать, натягивать право на судебник, ведь никто, акромя пана Будикидовича, толком и без толку не знает как заведено в Магдебурге, но про три судебных дня высшего юстициария знамо многим. Благо, вскорости день заседаний наступит, и день тот не на запрещенный выпадает. А там видно будет. Можно и дополнительный день судебный устроить, ведь кто будет против верховенства закона? А последствия если и случатся - то после. А пока нужно было сосредоточиться на делах первостепенных...
Пан Боровец, конечно, грубоват по натуре, но разошелся он зазря, а уж об оскорблении княжьего юстициария ему предстоит напомнить. И попытаться склонить покладности, а еще лучше - к дружбе. Как добиться последнего, учитывая буйный норов городского маршалека, пан Казимир плохо себе представлял, но попробовать стоило, ведь доселе он как-то и не пытался, ограничиваясь отношениями по долгу службы. Штраф наложить было много проще. А вот как применить шантаж к простоватому Боровец - должен был знать Ян. А припугнуть - Гжегож. Боровец хоть и самоуверен, но когда его самоуверенность наткнется на такую же стену - может и сдаться.
С паном Тыверским предстояло поговорить. Русичей не стоило упускать из виду, ведь хоть они и заявили что не станут участвовать, Казимир отлично понимал что Святополк хотел этим сказать. «Мы за того кто предложит лучшую цену». А посему привязать русичей следовало как можно скорее. И договариваться с ними предстояло честно и открыто.
События в квартале кожевенников больше походили на бунт, но покамест мало заботили пана Будикидовича. Дело сейчас за паном Боровец, а лезть в чужие дела определенно не стоило. Да и не знал Казимир как обернуть то к своей выгоде. Да и рискованно все же соваться к простому разгоряченному народу. Пусть совет решает как с тем быть.
С епископом нужно было поговорить. Но с этим было сразу несколько весьма интересных обстоятельств. С одной стороны монашек-врачеватель - это не только знак внимания и весьма полезный слуга, но и глаза и уши в доме Будикидовичей. В любом случае отказываться Казимир не собирался. А вот визит к епископу нанести пан хоть и хотел, но будучи наделенным общественными обязанностями, не мог себе позволить в такой момент. Это могло быть воспринято как знак внимания и расположения со стороны православных и язычников, которых Казимир в общем-то еще собирался... если по-простому - использовать, а по умному - договариваться, к собственной выгоде. Лучше было пригласить епископа в магистрат. Казимир так и сделал бы, если бы не монашек. Но теперь приглашение могло быть воспринято как если не оскорбление, то по меньшей мере неучтивость, а Казимиру не хотелось портить отношения с Его Преосвященством в первый же день. Лучшим решением стало бы отправить к епископу одно из сыновей, но говорить и договариваться Казимир предпочитал сам. Не только от того что умел это делать, но и, по правде говоря, любил. И, учитывая тот факт, что католическая церковь, по всей видимости, находилась в нужде, принял непростое решение.
Стоило также озаботиться бандой, что обосновалась за городом. По этому случаю были мысли у пана Будикидовича, но мысли те сильно зависели от действий городской шляхты, и прежде чем претворять их в жизнь - требо было обождать и оглядеть как события развиваться станут.
Среди прочих нужных и полезных горожан и панов Казимир выделял Моше, который мог бы стать источником монет; Лидку, кладезь слухов и сплетен; и, конечно, велкокняжича Ягайло, которому необходимо было сообщить как в Гродно все плохо и что без именно пана Будикидовича все пойдет, как в народе хлестко говаривают, по месту откуда рождается жизнь. Но все это «потом». А пока Казимир подозвал монашка поближе так, чтобы его не слышал никто кроме разве что сыновей.
- Его Преосвященство верно полагает нас верными слугами князя и Церкви. Мне любо сердцу его приглашение и я непременно прибыл бы по зову Его Преосвященства, но, будучи наделенным общественными обязанностями и долгом, не могу позволить себе явиться на зов его, касательно дел мирских, в такой непростой для города момент, что может быть воспринято привратно горожанами. Мы с семьей явимся в храм божий в день воскресный, и отстоим службу как добрые католики, но для мирских дел есть магистрат. Туда я и прошу пригласить от моего имени Его Преосвященство сегодня же, в мой кабинет, где мы и обсудим дела мирские. Тогда когда Его Преосвященству будет угодно.
Монашек покинул дом Будикидовичей почти сразу. Казимир же, прежде чем отправиться на рабочее место в городском совете, поделился мыслями с сыновьями и сказал им, что будет рад если они займутся одной из обозначенных задач. А Яну наказ дал - ночи проводить не дома, а в местах таких, где часто блудник и ошивается. Вот в том же борделе «Сладкие Бедра», например, можно и интересного немало узнать. Капитану стражи, Анджею, Казимир поручил отрядить по паре солдат, чтобы за домами претендентов днем присматривали. Куда солдаты ходят, что делают - вот их основная задача. Солдаты - это не монета, чай не спрячешь. А еще по одному - к магистрату и к собору где епископа кельи. Чтобы смотрели и докладывали кто из названных Ягайло панов или сыновей их куда пришел. И особо сказал, что ежели Гжегож солдат забрать пожелает - то его слово поверх слова пана Казимира ляжет в этот раз. Младшему же, особливо любившему Господа, предложил ночи проводить в стенах храма.
Направившись к Лидке, Ян в чаяниях своих мечтал стать владельцем сего заведения. Но свято место пусто не бывает. Лидка крепко держала хозяйство, и еще крепче держала за яйца неугодных клиентов. Но Ян не был обременен ни женой, ни должностью. Он мог позволить себе жить как ему вздумается. Чем и не брезговал. Пан Ян был знатным клиентом и... желанным, ведь платил серебром и норова был не буйного. А коль драка или ссора какая - умел в шутку все обернуть. К Лидке Сладенькой шел Ян с вполне конкретной целью и имея в кармане несколько монет для пущей убедительности. Памятуя о словах отца, собирался Ян подскать девку, что сможет приглядеть за кем нужно, а если потребуется - и ложе разделить. И чтоб пана заинтересовать могла. Ян понимал, что такую верно из другого города выписывать придется, но был готов подождать. Да и просто находясь в заведении можно было узнать немало. Возлежишь с девой услужливой, а уши твои никто не затыкает. Но то было мало. Лучше было бы наладить сбор слухов через Лидию Сладкую, дабы получать уже готовую информацию. Этим-то и собирался заняться Ян. А потом... потом можно было и новую девочку Лидки попробовать.
Казимир же в ожидании вестей от его преосвященства вооружился пером и бумагой и принялся чертить извилистые буквы на плотном листе бумаги:
Великокняжичу Литовскому Ягелло, сыну Ольгерда.
Благодарю за добрые слова, мой княже, за право вершить правосудие и за доверие, оказанное служивому Казимиру Будикидовичу, что слово твое и правосудие несет в славном граде Гродно. И доложить тебе должен, что люд в городе темный во многом. Нет мочи в нем оценить всю любовь и щедрость, которой облагородил ты Гродно. Меньше крови было бы, если бы указал перстом на избранника твоего. А кровь прольется, нет сомнений у меня в том, мой княже. И лучше бы на войне с русинами и тевтонами, нежели с горожанами. Но покамест служивый пан я - клянусь сделать все, чтобы закон хранить да оберегать, да чтобы горячие головы шляхов наших гроднецки остужать на благо княжеству нашему славному и ради мира, ведь кто ж еще о благополучии государства печься станет из поименованных тобой шляхов? Как пить дать вгрызутся в горло они друг другу и служивому твоему пану Будикидовичу, а рдея о чем? Рдея о власти личной и выгоде собственной, но не ради державы нашей, княже. А посему прими мое предупреждение, что пишу я ради княжества твоего, малодушие и корысть царят средь панов Гроднецких, и нужен за ними глаз да глаз.
С почтением, великокняжеский юстициарий и член рады Гроднецкой, пан Казимир Будикидович
А покамест монашек не вернулся, у Казимира оказалось некоторое количество времени, свободного от работы, которое требовало быть потраченным с пользой для дела и семьи. В ратуше людей знатных и не очень было много. Например тот же Боровец, вроде, появлялся не так давно у входа в Ратушу. Можно было бы с ним обсудить его если не поведение, то взгляды на сложившееся положение дел. Но располагать к себе маршалека прямо в управе, на людях, Казимиру хотелось меньше всего. А вот со Святополком обсудить будущее Гродно стоило и даже было нужно. Особенно учитывая его дружбу с казаками. Но ровно напротив двери, за которой должен был находиться Тыверский, пан Будикидович неожиданно развернулся и направился ровно к Ольгерду Тышкевичу, главе совета и городскому солтысу. Памятуя о воле княжей, головой Гродно станет тот кого поддержит великокняжич, архиепископ, большинство из народа и... городской совет. И вот поддержку совета Казимир и решил получить, так сказать, начав с головы. Работая вместе и вместе являясь назначенцами князя, пан Будикидович считал, что он и городской солтыс - одного поля ягоды. Слишком похожи они было, и слишком общие у них были чаяния, дабы видеть будущее Гродно врознь. А посему Казимир не имел намерений юлить в разговоре с паном Тышкевичем и впрямую спросить кого он намерен поддержать и, если это окажется не пан Будикидович, по какой причине. И только затем начать убеждать, что самые верные слуги великокняжие - это Казимир и Ольгерд, ведь милостью великокняжей оба отмечены, и держаться должно им вместе и поддержать пан Тышкевич в городском совете должен именно ставленника Ягелло, потому что более никому великокняжич милости и доверия такого не оказывал, а посему и выбирать более не из кого. Ну а коль скоро появятся причины, по которым нет возможности у пана Тышкевича поддержать в совете пана Будикидовича - то тут уж придется разбираться и убеждать, а если придется и помогать, дабы мнение господаря солтыса переменить в пользу Казимира.
Но не только разговоры разговаривать пришел Казимир Будикидович к солтысу городскому. Разговорами он многого добиваться мог, но пан Тышкевич все ж таки не глуп был и пустыми словами добиться его расположения было бы непросто. А кроме прошлых заслуг в катомке принес Казимир к городскому голове и предложение о решении проблемы атамана разбойников. Да и о спокойствии городском в немалой степени. За городом Шляпа, стало быть, обосновался, но у панов добрых сил по одиночке маловато. Нужно их, стало быть, организовать. Под начальством городской управы, так сказать, назначить день недели следующей и объявить сбор солдат в поход на Шляпу. Стражников отрядить немного, а воеводой назначить того кто больше остальных солдат пришлет. Ну и отправить их на разбойников всех организованно. Вместе, оно и сдюжат панове. И Казимир готов был солдат отправить, отчего бы и нет. Дело то это нужное для города. А награду разделить меж теми кто солдат пришел по головам. А за потерянные головы солдат своих - двойную долю определить. А тому кто атамана голову с плеч снимет - десять долей дать определить. Вот при таком раскладе можно и извести атамана. Объявить только надо, и сделать это должно ему, голове. А Казимиру так делать не можно, ибо его тот час заподозрят в чем-нибудь и дело это угодное городу погубить могут. Не можно пану Будикидовичу выставить с предложением таковым открыто, не можно...
А затем... заручившись поддержкой солтыса, можно будет его и порасспросить о других членах городского совета: что у них на уме да как или за сколько из можно привлечь на свою сторону. А там уже, глядишь, и городской совет за Казимира выступит.