Это потомственные паны могут позволить себе валяться в постели после третьих петухов, а горячая кровь Юхновичей такого безобразия не терпит. И то верно: доверять никому нельзя, и лучше всего делается то, что делается самостоятельно. Кто придет на ярмарку, знает, что за Песьим углом, где продают собак – от породистых псин до подзаборных пустобрехов, можно найти палатку Кривого Збыся, у которого можно купить коня на любой вкус. Они к конюшне нужной приведет, и с конюхами договорится, и с хозяевами, чтоб продали подешевле. Вот только не знают покупатели, что Кривой, и конюшие, и «хозяева» - все под Юхновичами ходят
Одна только беда: Збысь не дурак заложить за воротник, и однажды, например, умудрился продать трехлетку-голштинца по цене пахотного мерина. Разницу, правда, потом заплатил, но все одно: проверять надо – есть такое мудреное слово репу-тация. Только за то Кривого и держат, что он умудряется, когда трезвый, неплохо приезжих купчиков обманывать.
Так что из всех семей претендентов Юхновичи были единственные, кто слышали все своими ушами. Стояли скромненько в уголке, не отсвечивали, зато реакцию народа видели в первы очи. А как до дома добрались, собрали все слухи и сплетни.
Пан Боровец был зело недоволен, что «кабана сочли хуже каких-то выскочек-лошадников и тевтонских подстилок», и грозил всем пооткручивать головы. Ругался он, ясное дело, на всех, помянув недобрым словом все семейства кандидатов. Прочие члены совета, исключая молодого Белецкого и его приятеля Тыверского, от оглашения своего мнения отказались.
За исключением беспокойного литвина Джургиса, конечно. Этот мужик, узнав о выборах князя, приказал квартал кожевенников отгородить от остального Гродно. Его люди, видимо, готовились давно, так что все три улицы, ведущие к ним, оказались преграждены импровизированными деревянными стенами, а на крышах дежурит цеховая стража с луками и, видимо, какие-то наемники. Можно было заподозрить, что Айварс под шумок решил реализовать свою давнюю мечту о самоуправляющейся территории в пределах города. Ио чем дольше кожевенник будет так сидеть, тем большей он станет занозой в боку другого претендента – Антанаса Волковича.
Идея заранее подготовиться к обороне пришла в голову не только кожевенникам: пан Тыверский, в очередной раз рассорившись с паном Белецким, объявил, что сторона русичей в выборах князя людно и оружно участия принимать не будет, но и сами не позволят кому-то приносить смерть и разорение в их дома. Восточные славяне, хотя и не являлись доминирующими в Гродно, замыкая четверку крупных народностей, вполне могли стать грозной силой, которую, если не удастся использовать в своих целях, нельзя дать использовать оппонентам.
И простой народ был тоже настороже: если шляхта начнет выяснять, кто достойнее по праву сильного, до добра не жди. Если на улочках Гродно развернется самая настоящая война, то цены на товары скоро могут взлететь до небес, и того, кто не допустит даже тени ожидаемого самыми мрачно настроенными кликушами голода, толпа будет носить на руках. Вот только шансов на такое было больше всего не у Волковичей, а у магнатов. И если двое из них готовы были побороться за княжий титул, то третьего не любил весь город и даже окрестные села.
Были и вести о шляхтичах, с кем предстояло побороться за власть. К Вилковским и Корфам приехали разодетые гонцы, которые, вручив страже письма, скрылись за городскими воротами в направлении поместья магната Кульчицкого. К юстициарию Будикидовичу пришел монашек, да там и остался. Ну а к Волковичу наведался один посланцев от цеховых старшин.
Не избежали визитеров и Юхновичи. Капитан их личной дружины, Чеслав Хмелевский по прозвищу «Хмель», сообщил, что с панами хотят видеться люди от «ночных цирюльников» - ночью и на кладбище, естественно. Чеславу можно было доверять: сослуживец Якуба, он за одну мечту о том, что его сиволапая персона может стать командиром княжьих гвардейцев, он был готов глотки рвать. Еще бы: при любом другом князе его ожидало разве что близкое знакомство с пеньковой тетушкой. Так что Хмель и его ребята дружно решили поддержать предприятие атаманов и скинули в общак полсотни злотых – свою инвестицию в правое дело Яцека и Якуба.