Торстейнн кивал утвердительно и уважительно в ответ на слова каждого из пяти будущих «перстов» своей Урдхонд – Длани Судьбы. На очередную вису Сигбьёрна конунг отреагировал, приложив кулак к груди и слегка поклонившись; на согласие Линды отреагировал тем, что, улыбнувшись, прошептал одними губами: «äitah»; в ответ на реплику Тофбьорна кивнул – мол, сейчас всё скажу; Эгилю ответил словами «благодарю, сын Торвальда». В ответ же на слова Асмунда Торстейнн замолчал надолго, погрузившись в раздумья; очевидно было, что слова Буревестника затронули какие-то струны в душе у конунга – или же прозвучали в резонанс с мыслями самого Торстейнна; как бы то ни было, спустя какое-то время после согласия Асмунда конунг Искльйова поднял руку, раскрытую ладонью в сторону трапезничающих, благодаря чему в Общем Зале Высокого Дома сразу же воцарилась тишина, прерываемая лишь потрескиванием хвороста в открытых очагах посреди помещения. Воитель и властитель заговорил медленно, торжественно, выбирая слова:
– Сим клянусь пред всеми хускарлами, воинами, мужами и девами, собравшимися здесь. Сим прошу Вечных и Извечных – Одина, Тора, Тюра, Фрейра, Хеймдалля, Фригг, Фрейю, Ньйорда и Хель – стать мне свидетелями. Урд, Верданди, Скульд, три норны, прядущие судьбы даже для богов, вплели ваши узоры в гобелен моей жизни, и жизни всего нашего острова… всего нашего мира. Клянусь их именами, и своим, и моих родителей, и их родителей – что отныне и вовеки вы, пятеро, – Урдхонд, «Длань Судьбы» конунга Острова Льда и Пламени. Отныне вы – часть моей семьи и моего дома. Отныне вы – защитники нашего острова, нашей культуры, нашего государства. Отныне не будет вам отказа ни в чём под крышей моего дома, и мои хлеб и эль – ваши.
Торстейнн взял паузу, передыхая после длинной речи; очевидно было, что конунгу всё ещё нездоровится после утреннего происшествия. Немного отдышавшись, он продолжил:
– Пейте и ешьте, и выспитесь всласть в ваших комнатах. Завтра на рассвете мы проведём церемонию Единения, соединив ваши души воедино, сотворив новую Длань Судьбы, новую Урдхонд. Когда это будет сделано, мы продолжим обсуждать дела; сейчас же – веселитесь, пейте, ешьте, наслаждайтесь своим новым статусом и своим новым домом, коим отныне и вовеки будет для вас Хаттхус!
С этими словами Торстейнн дал знак своим личным охранникам, которые в то же мгновение подскочили к конунгу и, дождавшись, когда гордый воин сам поднимется на ноги со своего трона – не без усилий и гримас – подхватили конунга под руки и помогли ему удалиться в свои покои.
Пир продолжился и в отсутствие конунга, ведь все его участники – хускарлы и вельможи Искльйова, к числу которых отныне можно было причислить и наших героев – обладали практически равными правами и вольностями под крышей Высокого Дома.
ВЫСОКИЙ ДОМ
ТИНГВЕЛЛИР, ИСКЛЬЙОВ
день Одина,
28 день месяца харпа
441 года Тинга-в-ТуманахНа рассвете Осберт разбудил четверых мужей, будущих перстов новой Длани, а Хависа – робко постучалась в дверь комнаты Линды. Когда наши герои проснулись, им были поданы металлические чаши с ледяной водой для умывания, комплекты чистых льняных одежд, кожаные мешочки с позвякивавшими внутри монетами, длинные хрустальные кинжалы, которые, вопреки безобидному внешнему виду оказались невероятно остры, и золотые медальоны – размером с талер – изображавшие руку с раскрытой ладонью. По традиции, когда новосозданная Урдхонд выбирала себе имя, на самой ладони вырезали это имя рунической вязью; сейчас же ладони этих медальонов были девственно чисты.
Не позволив пятёрке позавтракать – «ваши тела должны быть легки и свободны для ритуала» – Осберт и Хависа знаками пригласили следовать за собой; молодой альбиец держал в высоко поднятой руке стеклянный фонарь, а альбийка замыкала шествие, подсвечивая путь сквозь молочно-льдистую утреннюю мглу (в которой не было видно ни зги) тихо потрескивавшим факелом. Судя по маршруту, пятёрка и их сопровождающие спустились с того холма, на котором располагался Высокий Дом, и, пройдя пару сотен фадмов*, начали подъём на новый холм, на вершине которого пятёрку ожидал сам конунг – выглядевший так, словно и не было вчерашней битвы, изнурившей его тело и дух, – в окружении нескольких годи и вёльв. Самую верхушку этой возвышенности венчал огромный круглый алтарь, испещрённый прихотливой вязью и сплошь покрытый руническими надписями, а также сажей, жиром и коричневыми пятнами, которые вполне могли быть засохшей кровью.
Когда все были в сборе, один из жрецов жестами указал пятёрке стать вокруг алтаря, а жрица в балахоне, скрывавшем её облик от окружающих (хотя в царившем вокруг царстве молочного рассветного полумрака всё равно сложно было даже видеть силуэты других людей, не говоря уже об их лицах), последовательно связала красной пеньковой верёвкой руки Сигбьёрна, Линды, Тофбьорна, Эгиля и Асмунда, после чего завязала глаза каждого из будущих членов Урдхонд чёрными, как самая тёмная ночь, повязками.
Всё дальнейшее, что происходило на этом холме, осталось лишь лоскутными обрывками в памяти наших героев – торжественная речь конунга; молитвы и заклятия, возглашаемые жрецами и жрицами; ароматы дыма, испускаемого тлеющими можжевельником и шалфеем, которым окуривали и алтарь, и пятерых смельчаков, решивших соединить свои судьбы в единую Длань; низкое гудение рогов и плач струн, которыми, словно саваном, укутывалась минувшая жизнь каждого из пятёрки, с тем, чтобы дать место и жизнь новой жизни в новом качестве; какие-то действия, которые совершали священники на алтаре и вокруг оного; редкие прикосновения, вздохи, дуновения свежего – практически ещё по-зимнему морозного – утреннего ветра; пронзительные крики чаек вдалеке, там, где располагалась бухта; леденящее прикосновение хрустального клинка к раскрытой ладони; ощущение собственной горячей крови, вытекавшей под песнопения годи и вёльв из раны на холодный камень алтаря; прикосновение руки к своей руке, неощущаемое – но осознаваемое – смешение крови благодаря соприкасающимся ранам; шёпот Старшей Вёльвы и Главного Годи в ваши уши: «Отныне ты – это они, а они – это ты… Единые кровью, единые помыслами, единые законами, единые устремлениями. Боги видят. Боги знают. Боги – свидетельствуют. Приветствую тебя в новом мире, в новой ипостаси. Отныне ты – это вы…»
Когда всё закончилось, повязки сняли, верёвки, связывавшие запястья, были разрезаны и сняты, гимны стихли, туман рассеялся. Открыв глаза четверо (за исключением Эгиля) увидели, что туман начал рассеиваться, что на вершине холма остались лишь они да Торстейнн, а на алтаре, который до сих пор влажно поблёскивал от крови, пролитой новосозданной Урдхонд, была простелена льняная скатерть, на которой разложены были всевозможные яства – пшеничный хлеб, ячменные лепёшки, чаши с разными видами мёда, горшочки с вареньями из яблок, вишен и крыжовника, головки коровьего и козьего сыра, плоская тарелка, на которой красовалась маринованная сельдь и солёный лосось, целая пригоршня свежих, сочно-зелёных побегов молодого лука, а также несколько золотистых репчатых луковиц. Тут и там стояли крынки и кувшины с кислым молоком и элем.
– Вкусите вашу первую трапезу в качестве новой семьи. В качестве нового единства. В качестве новой Длани. А дальше – дальше вам решать, что делать; наверное, сперва было бы неплохо назвать себя, как думаете? – конунг сделал приглашающий жест, указывая на утренние яства, после чего вопросительно уставился на наших героев.
