– В последний раз я видел Орвенту и Брэди много лет назад, когда они ещё в подростковом возрасте отправились в южные края, одна – учиться воинскому искусству у лучшей воительницы гойделов, вторая – чарам у мастеров Сияющего Острова. Сознаюсь честно ¬– как только увидал их, мне припомнилась Нив, да. Те же смоляные, как вороново крыло, волосы, те же сапфировые очи цвета неба после дождя… Но подумал я о том, что буде это дочери Хревнира, они бы заявились не в качестве претенденток на участие в Турнире Достойных, но как мои родственницы, коим всегда открыты двери Высокого Дома, и отмёл эту мысль. До тех пор, пока она не подтвердилась словами Орвенты…
Конунг снова тяжело вздохнул, после перевёл усталый взгляд на Асмунда:
– В твоих словах кроется правда, Асмунд-Буревестник. Я подумал о том же. И мысли эти подтвердили руны, написанные на этом куске пергамента, – Торстейнн достал свёрнутый в трубку пергамент, развернул его и протянул жрецу и сидевшим подле него Линде и Тофбьорну; последний тихонько, так, чтобы слышали только его соседи – включая Сигбьёрна и Эгиля – прочёл:
«… О великой несправедливости той я мыслю и по сей день: конунг унизил меня, втоптал в грязь мою честь, моё – и ваше – достоинство, отвергнув моё право на достойный поединок. И мысль эта не даёт мне покоя. Вилувари – странствующая вёльва, почтившая мой одинокий дом своим присутствием, советовалась с богами, которые шепчут ей в уши свои слова, и те сказали: правда была на моей стороне, но не на стороне моего молочного брата.
Прошу тебя, навести своего старого отца – мне нынче очень одиноко. И мысли эти снедают меня. Утешение нахожу лишь в мыслях о тебе и твоей сестре, которой я тоже написал, пригласив посетить отчий дом в честь праздника Веттир, а также в дивном пении каменного цветка, голос которого сладше, чем самые изысканные кушанья Паннота. Песни её – о том, что могло бы быть, и что никогда не свершилось.
Но наша встреча всё ещё возможна. Прошу, Брэди, дочь моя, приедь ко мне, утешь своего отца, коему мало осталось дней – если верить Вилувари…»
– Судя по всему, у этого письма были и первая, и последняя страницы, – молвил Торстейнн. – Но нашли мы только эту, когда готовили тело Брэди… к последним почестям. Мне кажется, кто-то внушил дурные мысли в голову Хревнира, и заставил того призвать дочерей в их родное поместье. Как долго они там были – мне неведомо, но если что-то или кто-то и были властны над разумом моего брата, вполне вероятно, они могли повлиять и на разум его дочерей. Только так я могу объяснить все те горькие речи, которые произнесла Орвента, и которые слышали и вы.
Такова история о Хревнире и его дочерях. Помимо неё, я хотел бы поведать вам ещё одну – о пророчестве, Длани Судьбы и знамениях близящейся фимбульветр – трёхлетней зимы, коя, как вам известно, станет первым знамением в грядущем Рагнарёке.
В этому году зима была самой суровой и самой затяжной из всех, которые на своём веку помнят обитатели Искльйова. Но не только здесь свирепствуют и поныне леденящие ветра. Снег выпадал даже посреди раскалённых жарким солнцем каменных улиц городов Паннота, весна не спешит приходить даже на плодородные и всегда зелёные луга и холмы Эйре, звездочёты Альбы видят зловещие признаки того, что погода будет меняться, и что грядущая зима, начавшись, уже никогда более не закончится, пока не случится следующее знамение – Хати и Сколь, через три года после наступления фимбульветр, сожрут Солнце и Луну.
Когда верховный годи и верховная вёльва нашего острова провозгласили мне о том, что руны, брошенные годи, и видения, явившиеся вёльвам, однозначно указывают на то, что этот затяжной холод – признак легендарной «Зимы Великанов», а не простой одноразовый катаклизм, я не желал в это верить. Я чту богов, и знаю, что их воля доносится устами жрецов, но… Согласитесь, так просто поверить в то, что Рагнарёк – Сумерки Богов – не просто красивое предание, легенда, миф, но реальность, причём та, которая уже стучится в дверь твоего дома… это очень нелегко. И я не скажу, что верю в это до сих пор, да простит меня Буревестник; я чту богов и их послания, но также я помню о том, что те, кто трактует эти послания – не боги, но люди, и людям свойственно ошибаться.
И потому мне нужно понять, на самом ли деле всё так, как вещают мне годи и вёльвы, а сделать это можно лишь в одном месте – в Ущелье Камня Миров. На могиле Старого Эвингарда. Испросив у богов напрямую их волю и то, верно ли истолковали мои жрецы и жрицы знамения. И тут в Узор Судьбы, который плетут норны, вплелись сразу же несколько ярких нитей: во-первых, я отправился в Храм Владык Асгарда ещё во время празднования Торри, и принёс девятикратную жертву Одину, Тору и Фрейру, испросив позволения приоткрыть завесу грядущего. И мне было дано прорицание о том, что богам угодно, чтобы я объявил о Турнире Достойных. И когда я совершу это, протянет мне Судьба свою Длань, и случится это тогда, когда я менее всего буду этого ожидать. И что переплетутся многие нити Узора, и лишь те, чья нить будет частью оного, способны будут прочитать сам Узор. Во-вторых, вы… и сёстры. Мало того, что пусть и в завуалированной форме, но всё же – пророчество описало вас пятерых; во-вторых – Длань Судьбы, кою мне напророчило предсказание, согласно ему же, мне должно будет послать в Хéймстейнгиль, к Камню Миров. В-третьих, Камень уходит своими корнями в Старый Эвингард. В-четвёртых, с ним, с этим проклятым лабиринтом подземелий, связана история с Хревниром и тем цветком… Продолжать можно и дальше, но даже этих четверых нитей достаточно для того, чтобы понять, что ваше появление именно сегодня утром было не простым совпадением. Возможно, я ошибаюсь. Возможно, принимаю желаемое за действительное. Вероятно, я хватаюсь за любую соломинку в попытке понять, что творится с моим королевством, да и со всем миром в целом. Но не попробовав – я точно не узнаю, прав ли я был, или нет… Потому пробую, – конунг тряхнул своей копной седеющих волос и, встретившись взглядом с каждым (за исключением Эгиля, по вполне понятной причине), торжественно произнёс так, чтобы это услышали и хускарлы, пившие эль и вкушавшие яства за столом у Торстейнна: – Эгиль Слепец, Асмунд Буревестник, Линда Снегирь, Сигбьёрн Конь и Тофбьорн Безымянный, согласитесь ли вы стать Урдхонд — Дланью Судьбы — конунга Искльйова, и служить верой и правдой интересам и чести Высокого Дома Тингвеллира и Льдистого Утёса, а вместе с ними – и всех нордлингов? Согласитесь ли вы принять от меня в дар драккар, и место подле себя во всех пирах, и часть от ежегодных доходов Хаттхуса, в обмен на вашу службу? Примете ли свою долю в качестве Урдхонд, Объединения Пяти Душ, действующих вместе ради достойных дел, славы, богатств и чести?
Подёрнутые сизоватым туманом возраста голубые глаза конунга пристально уставились на пятерых героев; но не только очи Торстейнна смотрели на них, но и очи всех находившихся в общем зале Высокого Дома в сей миг – кто-то смотрел с любопытством, кто-то – с завистью, кто-то – с восторгом.