Город не дал ответов. Город не создал новых вопросов. Конунг не лгал, или его ложь была слишком хорошо скрыта – город был городом, не больше и не меньше. Живущим, бурлящим даже жизнью, но не подающим никаких признаков того, что что-то не так, что Торстейнн где-то лжет. А они могли быть. Асмунд нередко замечал, что города часто являются отражением если не самих властителей, то множества людей, которых они к себе приблизили. Многие сотни лет, которые культура впитывалась в камни и бревна городов, всегда несли на себе краску современности, пятна душ тех, что обитали в них ныне. Подозрительный и нервный взгляд одного из облаченных в слишком строгий доспех для кажущегося вполне обычным дня стражника, бегающие из стороны в сторону глаза придерживающих свои сумки или кошельки прохожих, круговое углубление вокруг костра на центральной площади, где танцами каждый вечер пытаются умилостивить богов, выставленные из страха оказаться недостаточно религиозным напоказ в каждом окне и на каждой груди символы веры…
Чего-то подобного Асмунд так и не заметил, равно как и времени, которое пролетело до назначенного конунгом часа почти незаметно. Хотя это и не была его родина, но холодный воздух, привычные одежды, понятный без усилий говор окружающих – все это затягивало и, надо сказать, успокаивало. Подозрения сгладились, пусть только и для того лишь, чтобы вспыхнуть вновь в Высоком Доме. Кулаки сжались, а в голове раз за разом повторялась просьба, пусть и неслышимая конунгу, но обращенная к нему.
Расскажи, прошу, прошу, расскажи, не дай мне, не дай остальным, что рисковали своей жизнью в бою, оказаться недостойными, опорочив себя защитой неправого!
За всем этим Асмунд не заметил ни великолепия блюд, покрывавших столы, ни музыки, ни изящной утвари. Это было материальным моментом, который не имел существенного значения для жреца, идущего тропой судьбы. Он лучше многих знал, насколько хрупко великолепие, как случайное, или кажущееся случайным событие, подобное тому, что именно они оказались перед лицом повелителя Искльйова в час нужды, может все изменить.
Он прикрыл глаза, и убранства, музыка, запахи, голоса отступили, дав путь иным образам. Холодный ветер из распахнутых дверей продувает Высокий Дом, заставляя пламя факелов дрожать и съеживаться, но, одновременно, раздувая угли очага и заставляя тени гневно спорящих перед пустым троном хурскалов и вельмож, расползаться расползаются по стенам. Нечто незримое давит сверху, взгляд нечеловеческой силы, в котором нет одобрения, лишь разочарование и сожаление, и сквозь сами стены ощущается, как многие люди уходят из города, ибо случилось немыслимое и тьма нанесла удар в само сердце в самый торжественный, посвященный асам момент.
Да, сколь бы справедливой ни была месть сестер, последствия ее пали бы тяжким бременем на слишком многих…
Асмунд открыл глаза, и, хотя завывание ветра возможного будущего еще какое-то время отдавалось эхом в ушах, постарался сделать вид, что радуется празднику. Тело хотело этого, но дух до сих пор не был уверен. Это было традицией южан, но до рассказа конунга он не был уверен, стоит ли ему есть и пить в доме этого человека.
К счастью, Торстейнн не стал тянуть. И повесть его была печальна, и достойна того, чтобы ее запомнили и рассказывали. Не сейчас, но годы спустя, когда она получит свое завершение. Ибо жива еще вторая мстительница, и гнев в ее груди не ослабнет после того, что свершилось сегодня. А, когда конунг завершил свой рассказ, Асмунд содрогнулся, поняв, что стал частью этой истории, и что его подозрения частично оправдались. Вряд ли Торстейнн был виновен в безумии своего молочного брата, какой бы ни была склока между ним и его бывшим советником, дела, от которых смелые и молодые воины седеют, куда чаще имеют иные причины.
Но у конунга был выбор. Он мог приказать схватить Брэди. Попытаться объяснить ей, что ее мотив для мести ложен. Но вместо этого он убил ее. И, в сочетании с мыслью о том, что ее мать отвечала взаимностью и конунгу, и Хревниру... кто мог поручиться, что она не солгала насчет того, кто являлся отцом? Что она сама знала?
Убил ли Торстейнн свою собственную дочь, не ведая об этом?
Асмунд содрогнулся. Он не был уверен, что хочет знать ответ на этот вопрос.
Но на другой вопрос он хотел знать ответ. Мстительницы прибыли лишь день спустя после новостей о гибели бывшего советника конунга. У них не было ни малейшего сомнения в том, что их отец погиб именно из-за Торстейнна. И, по словам самого конунга, дочери Хревнира обучались вдали от дома, и, что бы ни свело с ума молочного брата конунга, не должно было их затронуть. И вряд ли ожерелья, с помощью которых можно призывать драугров, являются обычной, легко доступной ученицам вещью на Инис Сглейн. Магия Орвенты в природе своей была иной, она не несла чистого зла, в отличии от того, что призвало в этот чертог мертвых. Да и само безумие, о деталях которого конунг избегал говорить… кто-то сделал из несчастных оружие, направленное в сердце Искльйова, и его острие до сих пор было поднято в готовности к бою.
Дрожь еще раз пробежала по спине. Асмунд ощутил на мгновение весь возможный ужас ситуации – сестры могли не подозревать о том, что являются слепым оружием в чьих-то руках. К ним мог не являться зловещий призрак, указавший на цель мести, к ним мог не подходить знакомый с детства человек, которому бы они доверились без тени сомнений, им могли не являть путь боги или порождения мрака. Нечто или некто мог вселить безумие в разум и сердце их отца, и, узнав об этом, о его гибели, они могли в горе своем обвинить Торстейнна в бездействии, и обрушить месть на него, изыскав для этого средства и ступив на путь тьмы ради свершения ложного возмездия.
Они были уверены, что их отец в Хель, что он умер не как достойный воин…
Словам Торстейнна хотелось верить, они звучали стройно и искренне, да и значительную часть их можно было проверить. Но откровения о произошедшем, догадки и выводы, к которым Асмунд пришел, потрясли его. И ответил он осторожно, не раскрывая всех своих мыслей, просто в ожидании продолжения поддержав беседу.
- У зла, человеческие истоки имеющего, есть грань, о, конунг, и не в ее пределах лежат седые волосы юных воинов. Какие бы ссоры и обиды не разделяли тебя и Хревнира, за последними событиями я чую злую волю.