ВЫСОКИЙ ДОМ
ТИНГВЕЛЛИР, ИСКЛЬЙОВдень Тюра,
27 день месяца харпа
441 года Тинга-в-Туманах*Весна в этом году запаздывала. И так редкий и весьма стеснительный гость в северных краях, настолько незаметный и скоротечный, что даже имени отдельного себе не снискала в календарях нордлингов, в этом году она словно окончательно передумала радовать собой любые земли севернее Ваальбара. Несмотря на то, что месяц харпла, именуемый также «Sáðtið» – «Время Посевов» – обычно знаменовался буйноцветьем полей, садов и лесов, когда весь воздух наполнялся нежными запахами весенних цветов и радостным жужжанием пчёл, а также тем неповторимым тонким ароматом молодой листвы, озаряющим сердца обещанием тепла и лета, и, конечно же, тёплыми и солнечными днями, отвоевавшими своё право на существование у серых и промозглых дней последних зимних месяцев. Обычно, но не в этом году.
Небо почти каждый день было исчерчено чересполосицей белоснежных облаков и серебристых туч, а их более тёмные, сизо-синие товарки кружили у самой кромки горизонта, словно стая голодных волков, опасающаяся подойти ближе к попавшему в капкан медведю и ожидающая, пока тот не истечёт кровью и не станет лёгкой для них добычей. Днями было не по-весеннему прохладно, ночи же пронзали сыростью и таким холодом, что мало в каком очаге не трещали горящие дрова до самого ри́смала, часа рассвета – хотя обычно в месяц харпла подъистощившийся за долгую зиму запас дров использовался уже лишь для приготовления пищи. Зелень на деревьях и кустах, а также на лугах и в полях лишь начала робко проклёвываться сквозь влажную душистую черноту земли, порой прокладывая себе путь сквозь залежавшиеся участки мёрзлого снега и льда, а о цветы можно было видеть лишь на подолах платьев и рубах, расшитых левкоем, шиповником и жимолостью.
Подобное не могло не тревожить простой народ, который не мог начать даже пахоту, поскольку земля всё ещё была смёрзшейся и неподвластной даже самым отточенным плугам, и что уж говорить о посевах; даже если осень наступит вовремя (а то и, не приведите боги, раньше срока), многие посевные культуры могут просто не успеть созреть, а значит – следующая зима будет наполнена голодом, смертями и опасностью, сопряжённой с разбойничьими набегами, без которых северянам не выжить, если год выдастся неурожайным. А что, если и в южных землях будет неурожай? Подобные мысли заставляли всех и вся, включая не только крестьян, но также и вельмож, которых эти крестьяне кормили, с ненавистью поглядывать на снежные тучи у края небосвода, с осуждением – на пятна грязного снега то тут, то там, и с мольбой – на идолы Тора, Владыки Гроз, и Фрейра, Хозяина Плодородия, дабы те разогнали ненастные тучи, заставили веять тёплые ветра, и позволили земле снова возродиться после зимней спячки, нагревшись и раскрывшись для семени грядущего урожая.
Очевидно, поэтому конунг Искльйова Торстейнн, сын Ингольфа, и решил почтить богов и обильной жертвой, и достойным зрелищем, объявив о том, что в последний день месяца харпла, в день Фрейра, будет устроено великое жертвоприношение Одину, для которого были уже отобраны девять добровольцев, что будут повешены на священном ясене Всеотца в священной роще Храма Владык в Тингвеллире, будут принесены обильные возлияния крови жертв На алтарный камень и семени воинов во чрева дев в честь Фрейра, Хозяина, и будут устроен Турнир Достойных на радость Тору, Воителю асов.
Новость об этом облетела все земли лингов, и даже вышла за пределы оных, и потянулись вереницы кораблей, везущих на Остров Льда и Пламени паломников, ротозеев, торговцев и искателей приключений и славы, каждого из которых вела туда своя судьба: кто-то плыл на Искльйов принести жертвы Святой Троице – Фрейру, Тору и Одину, кто-то – отправиться в паломничество к Камню Миров, чтобы прикоснуться к святыне праотцов и испросить благословения своему роду и процветания своей земле, кто-то – предчувствуя яркие зрелища и неповторимые представления, особенно на Турнире, кто-то – осознавая возможность продать свой товар и заработать лишний талер-другой, а если повезёт – то и гульден, воспользовавшись наплывом верующих на священнодейство и зрителей на Турнир, а кто-то – искренне веря, что именно им предстоит стать Героем Турнира, победителем всех трёх кругов испытания, тем самым снискав славы и возможности войти в сказания скальдов, бардов и менестрелей, коих на Искльйове определённо также будет множество, ведь ни один уважающий себя сказитель не пропустит возможности лицезреть воочию событие, которое происходит раз в несколько десятилетий, если не в столетие.
* * *
Подплывая к Тингвеллиру поутру, когда солнце вот-вот готовится взойти, и лишь витинны – маяки, каменные башни, поверх которых всегда поддерживалось пламя по ночам – на мысе Гротт, а также на островах Грáнди, Э́нгей и Áкурей, окружавших Фáхсафлой – «Бухту Фахсы», названную так в честь капитана первого корабля нордлингов, который доплыл до этих берегов – бросают оранжевые тени на молочный мир окрестностей столицы Искльйова, напитанный паром от горячих источников, окружающих город, первое, что бросается в глаза страннику, впервые достигшему этих краёв – так это Хаттхус, Высокий Дом. Величественным призраком, подсвеченным огнями виттинов и парящим над океаном тумана, возвышается он над бухтой. Кажется, что деревянное сооружение с крышей, украшенной традиционной крестовиной из скрещённых по диагонали лошадиных голов, вырезанных из дерева – символов сына Локи Слейпнира, восьминогого скакуна Одина, – будто бы парит в воздухе, плывя по сизой дымке, словно корабль по морю. Те, кто видел Тингвеллир при свете дня знают, что причина тому проста – Высокий Дом стоит на самом высоком холме, вокруг которого и построен сам город, но вот на новоприбывших это зрелище производит действительно неизгладимое впечатление и оправдывает название строения, которое является королевским дворцом Искльйова. Тих, безмятежен и торжественен Тингвеллир в предрассветный час, именуемый эльдингом.
Но стоит солнцу взойти, как город преображается, словно по мановению гальдрстаффа – волшебного жезла гальдра, на котором чародей вырезал свои колдовские руны. Туман рассеивается, повинуясь прохладным ветрам с моря и уходя обратно в долину, а улицы города заполняются уже не бестелесной дымкой, но вполне осязаемыми людьми из плоти и крови, которые спешат по своим делам, толкутся, ссорятся, мирятся, торгуются, кричат непристойности и шепчут секреты, в общем, совершают то, что людской род делает в местах своего массового обитания испокон веков.
Не исключением стал и этот день, день, в который наши герои – кто-то добравшийся до Искльйова издалека по морю, а кто-то – не потратив особых усилий и просто пришедший в него по земле – направили свои стопы в сторону Высокого Дома, где все те, кто хочет принять участие в Турнире Достойных, обязан заявить о таком своём решении перед лицом самого конунга. Нравы северян порой удивляли, но чаще – ужасали обитателей южных стран; непонятным была для них и структура общества северян, в котором любой свободный человек, будь он обычным земледельцем, благородным ярлом, отважным воином-героем или нищим попрошайкой с улицы – имел право заявиться в дом конунга и говорить с ним. Северяне воспринимали своё сообщество как огромный клан, и пусть отдельные личности в клане пользовались большим уважением и привилегиями, основные права и вольности для всех были едины; потому Высокий Дом и не был обнесён высокими стенами из камня, как делали со своими дворцами народы Альбиона или Регнум Деи, потому, хоть и присутствовала стража и личная дружина конунга – его хускарлы – везде и всюду на территории Высокого Дома, но все, а особенно – желающие принять участие в поединках Турнира – входили и выходили в Высокий Дом и из него беспрепятственно и безбоязненно.
* * *
Так уж вышло, что среди тех, кто в тот миг, с которого начинается наше повествование (
а был это ундорн дня Тюра, 27 дня месяца харпла, 441 года от проведения Тинга-в-Туманах*), явился в Высокий Дом для заявления о своём намерении стать одним из участников Турнира, и предстал пред лицом Торстейнна Ингольфссона, конунга Искльйова, оказались девять человек: молодой, среднего роста и приятной внешности мужчина, одетый просто и неброско; худощавый высокий парень с тканевой повязкой на глазах и растрёпанной копной рыжеватых волос; могучий красавец-нордлинг с волосами цвета спелой пшеницы и сапфировыми очами, поддерживающий под руку высокую девушку, чьи высокие скулы, необычные одежды и украшения выдавали в ней обитательницу Озёрного Края; среднего роста жилистый молодой человек с серыми, как туманы северных морей, глазами; высокий и широкоплечий рыжеволосый остлинг; средних лет и роста поджарый милесианец с волосами цвета расплавленной меди и изумрудными глазами; черноволосая и синеглазая девушка в облачении Дев Щита из Фрео Меарка; и ещё одна, казавшаяся точной копией воительницы, но одетая в белоснежное приталенное платье, отличавшее в ней адепта Каэр Гвидре, Хрустального Замка, что на Инис Сглейн, острове чародеев.
Длинный тронный зал, в сердце которого узким прямоугольником, окаймлённым бронзовыми бортиками, пылал ароматным огнём наполненный берёзовыми и можжевеловыми ветвями очаг, а деревянные стены которого были покрыты искусно вытканными гобеленами, повествующими о героических подвигах – как реальных героев минувшего, так и легендарных участников древних саг и сказаний, в глубине своей оканчивался девятью ступенями, символизирующими Девять Миров Йординвара, Мироздания; девятая ступень – глубокая и широкая – представляла собой пол той возвышенности, на которой располагался высокий резной трон правителя Искльйова. Восседавший на нём конунг Торстейнн, «Торов Камень», был молодым ещё мужчиной, сохраняющим все очевидные признаки того отважного воина и бесстрашного викинга, коим был ещё совсем недавно, в годы своей юности, когда островом и государством правил его отец, покойный ныне конунг Ингольф, отправившийся в светлые чертоги Вальхаллы девять лет тому назад, павший в сражении с утлагами Рогатого Побережья, которые, отчаявшиеся после особо суровой земли осмелились попытаться устроить экспансию на южные и западные земли королевства.
Увидев такую необычную партию перед собой, Торстейнн, в сердце которого всё ещё пылал огонь страсти по приключениям, странствиям и походам в другие страны, не смог сдержать одобрительного возгласа:
- Вот уж не думал, что на наше действо соберутся обитатели не только Искльйова или островов, наш остров окружающих, но ещё и чужеземцы! Говорите, пришедшие с миром, о своих намерениях, я готов выслушать вас, - голос у конунга был на удивление мягким и озорным, который скорее приличествовал молодому викингу, а не почтенному конунгу. - Расскажите о своих землях, откуда вы, и почему явились в Высокий Дом; если же хотите принять участие в Турнире Достойных – не нужно быть вёльвой-прорицательницей, чтобы понять это – то желаю я знать, чего вы хотите достичь победой в Туринире.
- Позволь мне молвить, о парус драккара по имени Искльйов, о чистый диамант, вставленный в корону славной истории вашего государства! - первым на обращение конунга отозвался медноволосый милесианец, говоривший на норрён с лёгким мягким акцентом. - Меня зовут Ойсин, что значит «Оленёнок» на языке моего народа, гойделике; я – младший сын королевы Коннахата Мэйв и мужа её, Айлиля, и я - бард, снискавший уважение у своего народа, несмотря на мой весьма юный для этой профессии возраст. Узнав о Турнире Достойных, счёл себя я недостойным в нём победить, но достойным познакомиться с мужами и девами, которые готовы принять участие в трижды трёх поединках, и воспеть их подвиги в своих песнях, и распространить славу об Острове Льда и Пламени пусть и не по всему миру, но среди прочих собратьев и сестёр, понимающих мой язык, на коем слагаю я свои баллады и песни. И потому прошу нижайшего позволения твоего, а также твоих богов, коих мы чтим также, просто восхваляя их под иными именами, принять участие в Турнире, или, по крайней мере, стоять одесную тебя, дабы видеть весь поединок с наилучшего ракурса! - молодой бард белозубо и обезоруживающе улыбнулся конунгу.
