Малефистики.
Сердце упало, дважды неровно ударило и замерло, а панический ужас сковал горло. На секунду Ролден пожалел, что его не казнили - но взгляд отца Хоакина гипнотизировал, прижимал к скамье.
Ролдена пугало всё - перспективы встретиться с настоящим колдовством, взгляд святого отца, полная, беспросветная тьма впереди. Ему казалось, что статус Пса Господнего даёт ему шанс выжить - как наивен он был! Спасения нет, и им не выжить, и первый же случай их всех попросту...
Он снова столкнулся со взглядом Хоакина. "Сын мой".
Страх отступил, задушенный иным, глубинным чувством. Ролден не взялся бы утверждать, что это - но он с мрачной готовностью выслушал ответ инквизитора и его надменный пассаж о состоянии арестантов. Что ж... У него есть еда, чистая одежда и как минимум ещё день, целый день жизни.
Не так уж мало, черт возьми. Пока он жив, ничего не потеряно.
Он поспешно обвёл взглядом отряд в надежде, что никто не заметил приступа паники, и расправил подол рубахи, который, оказывается, всё это время сжимал под столом.
А потом принялся есть - с таким остервенением, будто делал это назло самому себе.
Впрочем, когда заговорил Хончо, он отложил ложку и повернулся к нему.
– Готовы ли? Сами вы что ответили бы? – ему удалось улыбнуться. – Нет, я... - он хотел было чертыхнуться, но вовремя прикусил язык, - не готов. Но нас особо и не спрашивают, верно?
Он помолчал какое-то время, дергая двумя пальцами прядь волос. Когда он заговорил, голос звучал серьёзнее.
– Я не представляю, чего от нас можно ждать. Воинов среди нас всего двое, я смогу в лучшем случае защититься. Навыки мои... - он развел руками, – не из тех, что нужны на войне.
Он заглянул в глаза каждому из сидящих, отдельно почему-то остановившись на священнике. Кажется, он хотел что-то добавить, но потом сам себя одёрнул и вернулся к еде. И так слишком много сегодня было сказано.