Неизвестный человек, придумавший стиль гарнизона, явно очень любил черный цвет. По первому впечатлению, он обещал быть самым часто встречающимся цветом в вашей жизни на ближайший год. Взять хотя бы фургоны, в которых поселились добровольцы на время пути до крепости — сплошь черный цвет, что колеса и борта, что парусина крыши. Но внутреннее убранство радовало, и стало понятно, что мёрзнуть весь путь не придется; пол был как следует законопачен и накрыт шкурами, а в углу приютилась небольшая печка, тепла которой вполне хватало для обогрева. Это было важно, ведь на дворе уже была осень, самое начало которой выдалось прохладным и даже холодным. В один из таких холодных дней, зябким ранним утром, вереница из черных двуколок выдвинулась на восток прочь из столицы.
Без попутчиков, точно также подписавших контракт, дело не обошлось. В основном люди с примерно одинаковыми историями. Но компания, в которой оказались Хорст, Штефан и Рик, оказалась весьма разношерстной. Какой-то тип явно самхафской внешности, пахнущий шафраном и чем-то еще, замотавшийся в бесформенные тряпки по самую макушку. Черные угли зрачков на белых, но воспаленных белках с недоверием посматривали на окружающих, и как-то подозрительно играл ноздрями длинный орлиный нос. Ещё в фургоне была странная парочка нелюдей — эльф с короткой бородой и усами, выглядевший каким-то слишком старым для эльфа, и небольшая фигурка рядом с ним, с глухо надвинутым капюшоном. Скорее всего половинчик, если судить по комплекции. Ещё недавно эти две родственные расы с упоением резали друг друга, но новые условия обратили старую вражду вспять. И наконец, какой-то пожилой мужчина, одетый по последнему писку моды Союза. Что он здесь забыл в таком возрасте, было решительно непонятно, но выглядел он так, словно знал больше, чем все прочие. В его лице читалась самоуверенность и неуловимая нотка чувства собственного превосходства над всеми остальными. Но ему хотя бы хватило вежливости и такта поприветствовать других кивком своей широкополой шляпы, прежде чем занять место. Сначала ехали молча, но молчать десяток дней было просто невозможно, так что у шестерых добровольцев было время так или иначе познакомиться.
Дни сменялись ночами. Чем дальше на восток, тем всё реже колонна вставала на ночь у постоялых дворов, и всё чаще — в открытом поле, становясь в вагенбург. И если сначала дорога была хорошей, то где-то на четвертый день стала откровенно разбитой, пока не пропала вовсе, обратившись в просёлок. Через месяц, как поведал кучер, она станет совершенно непролазной, так что крепость встанет на осадное положение до конца весны. Но может и повезет, если зима будет не особо снежной. Что, правда, случалось крайне редко. Именно поэтому в хвосте процессии идет еще несколько фургонов, доверху груженых припасами по случаю уборки урожая, помимо тех шести, в которых томятся будущие защитники крепости.
Крепость, что характерно, тоже оказалась черной — её стены, башни и донжон были выстроены из каких-то черных булыжников, очень прочных на вид. Она была втиснута в узкую часть долины практически в самом начале Предела так, что закрывала собой почти всё свободное пространство. Обойти её было решительно невозможно, разве что проплыть мимо по реке, но та была перекрыта мощными противокорабельными столбами. Вокруг крепости — ров, вал и палисад. Всё выглядело так, словно замок должен противостоять армии, хотя последний раз хоть сколько-нибудь внушительные отряды здесь хаживали в глубокой древности. Когда очередным утром колёса простучали по подъемному мосту, и фургоны оказались во внутреннем дворе крепости, ваша служба наконец-то началась.
Едва вы выбрались из теплого нутра телег, в них тут же полезли какие-то мрачные хмыри. Жалкая кучка. Это те, кто отслужил год, и кого сейчас повезут прочь отсюда, в столицу. Через полгода прибудет новое пополнение. Около дюжины вооруженных человек, одетых в черные плащи, остались на месте. Этим еще дослуживать полгода вместе с вновь прибывшими. Оценивающе присматривались, с явным сомнением в глазах. Помимо них, поглазеть на новичков пришла и немногочисленная мирная обслуга. Рекрутёр велел вам встать смирно, положить поклажу у ног и ждать коменданта крепости.
Он не заставил себя ждать. Широкоплечий, суровый держиморда в шрамах, в таком же черном плаще как и у всех, но отороченным мехом. Ему было около пятидесяти лет на вид, и его некогда черные волосы уже густо разбавила седина. Было просто невозможно представить, что этот мужчина может плакать, дрожащими пальцами выводя строчки письма в адрес какой-то невнятной бляди, чтобы рассказать о своих чувствах. Такие, как он, вдавливают кованными сапогами в землю грязных крестьян, одной рукой вырезая мелюзгу, а другой — задирая подол их мамаш. Он никогда не притрагивался к сохе и косе, вместо них предпочтя с малых лет инструменты смерти. Одно его появление на поле боя, должно быть, могло вызвать приступ массовой диареи у неприятельского войска. Но его лицо было простым. В нем не было ни намека на благородной род или притягательные для женщин черты лица. Такому никогда не нарисуют портрет и никогда не увидят в пижонских шмотках. У него не было фамильного герба, а позади него не наблюдался дорогой боевой скакун. Зато в его взгляде было железо, в его осанке была сталь, а вместо кожи — свинец. Сразу бросилось в глаза, что его левая рука была искусственной, хоть это и частично скрывалось латами. Тем не менее, она двигалась точно также, как и настоящая. Магия, понятное дело. Очень дорогая магия.
Командир гарнизона прошелся вдоль шеренги, взглянув на каждого. Задержался лишь на пожилом франте. В его взгляде очень быстро промелькнуло сначала замешательство, потом узнавание, а затем и удивление. Но так ничего и не сказал, лишь сдержанно кивнул.
— Обращаюсь к новичкам. У нас здесь нет каких-то особых правил. Правило лишь одно — вы выполняете приказы старших. Если хотите выжить. У вас есть час на расположение, после чего вы получите указания. Сбор здесь. Старослужащие покажут вам ваши квартиры. На этом пока всё, — комендант потерял к вам интерес и жестами подозвал к себе троицу бывалого вида вояк, которые выполняли роль офицеров. К вашей шестерке подошел один из "старичков", чья обветренная кожа и характерный вечный загар выдавал в нём матроса южных морей.
— Ну что, мальки. Пошли за мной, я покажу вам тут всё. Командир чёт не в настроении, даже не представился как положено. Правда, никто чет не знает, как его зовут, так что мы его так все и называем — "господин комендант" або просто "начальник" между собой. А меня звать Руперт. Я тута уже полудюжину месяцев хожу. Вы чет холеные какие-то все. Че там за бортом-то говорят?.. Ну ладно, пойдемте, а то чет начальник маловасто времени на сборы дал.