Остаток дня Кэленар провёл будто в тумане. В голове аасимара эхом отдавалось то самое слово — «нелюдь». Его больше не считают человеком, ему отказали в праве им быть. Его отвергли, выбросили, как сломанный меч или щит.
Сломанный меч… Пожалуй, Кэленар сейчас действительно похож на него. Ранее — прекрасное оружие, призванное разить врагов и служить благому делу. Сейчас — затупленный обрубок стали с множеством сколов и глубоко въевшейся ржавчиной. Бесполезный, сломавшийся в момент ожесточённой битвы и за это выкинутый хозяином в груду металлического лома.
Ему не пытались помочь, а сразу нарекли предателем. Калёным железом пытались выбить из него слова признания, а в ответ получали только смех и проклятия безумца. Его держали в самых глубоких темницах, в полной темноте, и только вмешательство нескольких влиятельных паладинов уберегло павшего храмовника от казни. Но он все равно оставался предателем, убийцей, не оправдавшим надежд даром небес. Больше всего Кэленара тяготило то, что всё это было правдой.
Губы аасимара искривились в жутковатой усмешке, обнажив бледно-жёлтые зубы. Он сидел на голой земле в одиночестве, окутанный темнотой: все орки сгрудились в стороне, зверолюдка исчезла. Интересно, почему они его не тронули? Впрочем, плевать.
Размышления Кэленара прервал взрыв, грянувший посреди лагеря. Предрассветные сумерки приобрели новые цвета: яркие, огненные, пляшущие, как языки пламени. Вслед за ними из взрыва родился и реальный огонь: он взвился стеной, взревел всей своей мощью, а затем раскрылся, выпуская… их.
Стражники лагеря забегали, сбиваясь в кучу, ощетиниваясь оружием, со страхом глядя на приближающуюся смерть. Кэленар пожирал вышедших из пламени существ глазами, втянул носом воздух, в котором ощутил толику того самого, очень знакомого запаха. Его ухмылка стала ещё шире.
Аасимар неспешно поднялся и подошёл к оркам, тоже уставившимся на происходящее с тем же огнём в глазах, который сейчас окутывал лагерь и выпускал из себя всё новых тварей. Такой знакомый огонь…
«Чувствуете битву, зеленокожие отродья? Чувствуете таких же, как вы?» — внутренне захохотал Кэленар. Или это был не он? Неважно!
Скалясь всё той же ухмылкой, аасимар подошёл к особо здоровой орчихе, что-то кричащей соплеменникам. Взглянув в её полыхающие адским пламенем глаза, Кэленар рванулся прямо к ней, сжал в руках невесть откуда взявшийся топор и яростно рубанул по клыкастой морде сверху вниз.
Но раскроить орчихе череп не удалось: та вскинула руки, и широкое лезвие топора вгрызлось в цепь надетых на них кандалов. А затем Кэленар получил настолько сильный удар в грудь, что отлетел назад и шмякнулся об землю с противным хрустом. Секундная боль пронзила тело аасимара, но он тут же вскинул голову, высматривая свою несостоявшуюся жертву.
— Кажется, тебе не помешает помощь? — прошептал кто-то грубым голосом над самым ухом, и перед Кэленаром возникла клыкастая орочья морда. Почему-то она показалась ему знакомой… А затем в руках орка мелькнул топор и аасимара поглотила агония и темнота. Железо медленно рассекло кожу на лице, раскалённым ножом прошло через плоть, с неслышным хрустом и скрежетом вгрызлось в кость, ознаменовав свою власть над Кэленаром новой вспышкой огненной боли.
— Ах! — Кэленар вскочил на ноги, пытаясь оттолкнуть орка, вырвать лезвие… Но его руки нашарили лишь воздух. Вокруг не было ни орка, ни топора, да и боль тоже ушла. Аасимар постоял мгновение, а затем на его лице появилась кривая ухмылка.
— Хочешь моей смерти? — прошептали искривлённые губы. — Погоди…
В стороне один орк добивал другого, лежащего на земле, какая-то орчиха нападала на остальных, вооружившись двумя выточенными из кости кинжалами. Похоже, что клыкастые отродья затеяли между собой свару. Парой секунд ранее до ушей Кэленара донёсся крик уже знакомой здоровой орчанки в кандалах, обещавший свободу от ошейника. Но для этого было нужно, чтобы возникший в рядах зеленокожих бунт был подавлен. Благо, бунтарей всего двое. Аасимар скользнул к орчанке с кинжалами.
— Кость — хороший выбор, — с безумной искрой в глазах прорычал он на орочьем, метя ей кулаком в голову.