Эленвен, с опаской откинувшая полог и всматривающаяся в глубину фургона, была, кажется, готова ко всему - хоть к еще одному взрывоопасному сюрпризу (почему бы и нет, от этих косматых всякого можно ожидать). Однако никаких фатальных неприятностей внутри, к счастью, не было. А было там сидящее, подобно собаке на поводке, зареванное дитя с петлей на шее, которое щурясь на свет и прикрывая инстинктивно руками лицо, завопило по-мидгалльски:
- Добрый святой отец, пожалуйста, не отрезайте мои бубенчики!
Никто из стягивающихся к фургону девушек еще не понял, что же происходит - кроме Вивиан. Потому что только она знала, как звучат голоса маленьких мальчиков, которые все-таки отличаются от девичьих даже до полового созревания. Остальные же вряд ли могли сразу припомнить, как по-мидгалльски одним словом называется детеныш мужчины (на фимэлике для слова "мальчик" не было адекватного эквивалента). И это многое объясняло в произошедшем на поле боя. Например, почему митриане даже не попытались воспользоваться ребенком как заложником или живым щитом - страшно подумать, в какую ситуацию они могли бы попасть, если бы Клеменс не соврала насчет дочери. Однако, если пол ребенка и упростил спасательную операцию, то результат ее мог вызвать у подруг по оружию самую непредсказуемую реакцию - как только до них дойдет, что своими жизнями им пришлось рисковать ради маленького "выскребыша" (жаргонное словечко из деревенской жизни, где "естественные" зачатия периодически все-таки случаются, однако рожать сына ни одна сколько-нибудь разумная женщина не станет).
И надо решать, как преподнести эту новость Сестрам в ситуации, когда вопросы военно-стратегические и морально-этические переплелись столь тесно, что одно от другого придется отдирать как бы не с мясом...