После тирады Вивиан Клеменс, кажется, испугалась еще сильнее - и рефлекторно прижалась к Адели. Та так же неосознанно поглаживала ее по голове, бормоча что-то утешительное:
- Давай по порядку, не спеша, Ви у нас крепко разозлилась и волнуется, но тебя больше никто не обидит, моя хорошая, - кажется, бардесса знала более одного способа утешить женщину, потому что Клеменс удалось, наконец, собраться с силами и мыслями.
- Я на самом деле не крестьянка никакая, - начала она свой рассказ. - Мой муж и отец были купцами из города Массини, это на берегу моря. Наши семьи тайно исповедовали учение Светлых Лучей, запрещенное перугианами. Жречество считает нас еретиками хуже зиядитов и прочих язычников. Полгода назад Отцы-Надзиратели выследили и схватили почти всех братьев и сестер нашего луча. Нас долго и жестоко мучили, выведывая тайны организации и ее связи. Меня, впрочем, пытали просто так, наверное, для развлечения - в луче все говорили, что женщинам доверять серьезные дела нельзя, они по своей слабости все могут разболтать...
Клеменс поежилась, поправляя платье на плечах. Кажется, речь шла об одной из митрианских ересей, в свое время господствовавших на побережье Оксилонии. Судя по всему, разгромленные в открытой войне, они продолжают тайную войну в подполье - впрочем, эти дела Сестер мало интересовали, ибо вряд ли какая-то из разновидностей митриан будет лучше относиться к Куполу и женщинам в целом.
- Я... я не хочу вспоминать, как все было, простите. Но где-то месяц назад меня выволокли из темницы и привели к отцу Бенедикту. Он по происхождению точно из Умбрии, не наш, это я по разговору сразу поняла. И еще они привели мо... - тут голос несчастной задрожал. - Мою дочь, Жозефину. Сказали, что я могу заслужить прощение от Культа жизнь для себя и своего дитя, если покаюсь в грехах и выполню одну работу во славу Митриоса. Рассказали о вашей стране, что есть посреди Мидгаллии такое гнусное место, где женщины живут в нарушение всех божеских и человеческих законов, без сеньора и истинной веры, творят гнусный срам... простите, я не хотела вас обидеть, но он так сказал, отец Бенедикт. У меня, конечно, не было выхода. Сюда меня везли в закрытой повозке, и дочь тоже была рядом - чтобы я не вздумала их предать, мне дали возможность находиться с ней. Я не знаю, что происходило снаружи - вроде бы мы где-то останавливались, с кем-то общались. Этим утром мы прибыли к замку местного барона, кажется. И там были следы боя - много трупов челяди и слуг. Когда я еще сидела внутри повозки, один из стражников спросил другого: что, со старым ублюдком не вышло договориться? А второй и ответил: зачем договариваться, если есть законный повод отнять столько земли в пользу Культа? Отец Бенедикт поговорил с теми, кто захватил замок, и велел двинуться дальше, но уже не по большой дороге, а проселками. Мы въехали в лес, кажется, и стражники стали разбивать лагерь. Жозефина осталась у них, а меня повели куда-то, пока мы не оказались на опушке большой дороги. Там мне велели перейти ее и идти вглубь чащи, дескать, рано или поздно меня найдут те, кто должен найти. Вот я и пошла.
Всхлипнув, Клеменс подняла глаза, глядя на Ви:
- Отец Бенедикт говорил мне, что вы я должна втереться к вам в доверие. Мол, если вы станете тыкать меня пальцами снизу, или заставите целовать свое срамное, я должна подчиняться и грешить как вы укажете - все это к вящей славе Солнечного Владыки...
- Вот тварина! - Адель аж передернуло от отвращения, для бардесс тема домогательств в силу их репутации была особенно больной. - Ни хрена он о нас не знает, это поганый говноед, все врет!
- Да, наверное, - согласилась Клеменс. - Но если вы хотите от меня чего-нибудь - я это сразу сделаю, только помогите, спасите Жозеф... Жозефину! Ей семь лет всего, а они пригрозили ей горло перерезать!
- Тих-тих-тих, - словно заговор, зашептала Адель. - Девочку мы в беде не оставим, и точно что-нибудь придумаем, у нас тут такие матерые вояки есть, Салима четверых в свое время уложила, да и молодые вон тоже в грязь не ударили, сейчас мы все вместе сообразим, что и как...
***
Под неторопливую речь купеческой вдовы Вивиан стала изучать кожаный мешок. Собственно, определить алхимическое происхождение его содержимого не составляло труда: если задачей Клеменс было уничтожить шкатулку, чтобы лишить Стражей возможности поднять тревогу, это сразу исключало использование магии. Состав с характерным запахом серы заставил в памяти всплыть название: далматическая смесь. Кажется, это вещество изобрели еще в Старой Империи, и вроде бы использовали для проделывания проходов в горах и других инженерных работ - взрывное дело, в общем, это бы у рамониток лучше спрашивать. Пробовали его вроде бы и в качестве оружия, но боевая магия была в данном случае все же вне конкуренции - хотя вот, нашли специфическое применение наконец-то.
Взрыв такого количества адского состава, наверное, не развалил бы хижину, но внутри все разнес к дэвам - это точно. Вопрос был только в механизме, поджигающем состав. Аккуратно поддев секатором и разрезав перетягивающую два отделения мешка веревку, жрица сумела извлечь тот самый шнур с петлей, дернув за которую, Клеменс должна была дать деру. Понятно, механизм, основанный на трении. Шнурок с горючим составом ходит внутри медной вроде бы трубочки, изнутри тоже смазанной чем-то. Дернешь за него - загорится. Вот только...
Только не было в конструкции этого устройства никакого намека за замедлитель. Оно должно было взорваться в руках Клеменс сразу же, как только та потянула бы за петлю. Бедная женщина была изначально смертницей, и свою дочь не увидела бы в любом случае. И это обстоятельство исключало боевое применение взрывного снаряда против отца Бенедикта и его прихвостней - ну, если только не привязать ему эту штуку к яйцам на длинной веревке и не взорвать с безопасного расстояния...