- Кхммм, - Вивиан только и оставалось, что повторить за собой. Что-нибудь осмысленное она сейчас сказать просто не могла - одновременно раздираемая желанием рассмеяться - то ли радостно, то ли горестно, страхом - "меня все-таки смогли обмануть ТАК?!", отголосками слов Эленвен - ну конечно, кому если не рамонитке вести беседу со шпионом, исповедать его перед смертью.
То, что никуда он не уйдет, понятно было сразу.
А слова "Святой город Перуга" дали ей понять, что она, вероятно, даже смогла бы взглянуть на исказивший лицо юной девушки оскал и не вздрогнуть, услышать мужской крик и не сойти с ума. Все митрианское было для нее мучением, даже если всего лишь монеты с эмблемой церкви.
Но это было личное. Сейчас у нее был долг и ответственность. Привела Клеменс, заварила кашу - расхлёбывай до конца.
Она отвернулась от рамонитки и шпиона, и бросила, негромко:
- Спасибо, Карина.
За монеты, за кружку воды, за многое, что еще будет.
Пружинистым шагом подобралась к Адели и вымокшей горе-врушке.
- Ну, ненастоящие - значит, меньше завидовать будем! - так солнечно-весело, словно на девичнике, а не в приграничном посту. - Давайте только лучше отойдем, а то мы мешаем другим делам. <Пойдем. В сторожку. Подальше от переживаний, а?> - это уже Клеменс, которую она аккуратно, как ребенка, потянула, помогая встать на ноги. Приблизила к себе и прошептала на ухо, уже другим, острым и четким, голосом (вероятно, музыкальный слух бардессы уловил и это):
- <И пока мы идем, подумай над своим поведением и своей настоящей историей. Я умею чувствовать ложь, и не люблю, когда обманывают мое доверие>. - с ударением на "настоящей" и "обманывают".
Отстранилась, как ни в чем не бывало, и направила их обеих к домику.