Они проснулись еще до раннего майского рассвета, но Салима уже стояла в дверях кубрика, небрежно прислонившись к косяку, полностью экипированная и с демонстративно скучающим взглядом ожидающая, пока отряд произведет все необходимые при подъеме манипуляции. Помогая подруга подруге, четверка девушек, которые вскоре предстоит стать полноценными Стражами пограничья, споро готовилась к дальнему пути, без лишних слов надевая доспехи, затягивая все необходимые ремешки и шнуровки. Наставница уже не засекала демонстративно время с помощью размеченной цветными линиями свечи, не дергала придирчиво за пояса и перевязи, не проверяла подгонку снаряжения - все это осталось в ученическом прошлом. Однако ни для кого из отряда не было секретом, что за маской скучающего ожидания скрывается внимательный взгляд, который по-прежнему фиксирует любые недочеты...
***
...Солнечные лучи под острым углом к земле били прямо в лицо. В животах немного урчало, но с этой проблемой Салима обещала разобраться в ближайшей деревушке с колоритным и загадочным названием. Взбивая сапогами дорожную пыль, отряд миновал густо поросший клевером холм, в котором по описанию легко было узнать сестринскую могилу времен Дня Боли и Гнева.
- Хреновый день был, - проронила наставница. Мать рассказывала - кое-как своих похоронили, а уж на королевскую дохлятину сил никаких не осталось. Так сами собой и сгнили. Уж сколько лет прошло, а на полях до сих пор каждую весну плугами кости и железо выворачивает...
Немного постояли молча, ибо добавить было, собственно, нечего. Быть может, сколько-то времени спустя, лично схлестнувшись с врагами Купола, они заработают право говорить рядом с этим холмом. Но не сейчас. Сейчас нужно молча развернуться и идти вперед, навстречу поднимающемуся солнцу, мимо стройных рядов местного виноградника, где уже суетятся селянки в искусно сработанных шляпах из пшеничной соломы, что-то там по своему разумению подрезая и подравнивая.
Анна уже вглядывается вдаль, пытаясь сквозь щель в пальцах уловить холмы на линии горизонта. Получается не очень - по-прежнему мешает все еще низко висящее над горизонтом солнце. Все четверо думают об одном и том же - и одновременно о своем, личном. Мысли улетают к тому далекому наблюдательному посту, где им предстоит впервые в жизни провести неделю вне Купола и в полном отрыве от своей родной общины.
Пост этот имел среди Стражей двойственную репутацию. С одной стороны - это направление было самым спокойным в смысле активности разбойников, "диких дружин" и прочей мрази, стремившейся пограбить и пожечь окраинные деревеньки по ту сторону Купола, на Западе. С другой - у дальнего восточного поста пролегала Виа Ильдеци, одна из великих магистралей, построенных рабами в эпоху Старой Империи. Дорога с твердым покрытием, на которой спокойно могут разъехаться две телеги, была порядком разрушена варварами и временем, и все равно представляла собой впечатляющее зрелище - то, что потомки завоевателей из дикого Мидгарда не способны повторить до сих пор. Здесь опасность разбойных шаек была минимальной - слишком много влиятельных сеньоров кормились с этого пути. Однако... именно по этой дороге в свое время королевская армия пришла к пределам Купола, выманила Богинь из-под его защиты и нанесла самый жестокий урон Сестрам за всю их историю. И сейчас, в эпоху худого мира и непрочных договоренностей, все прекрасно понимали: когда мужчинам вновь захочется расправиться с Куполом, опасность опять придет со стороны древней дороги.
Девушки продолжали сосредоточенно топать к показавшемуся уже вдали частоколу Дальних Выперок (не такие уж они и дальние - кажется, только вышли из ворот Старой Крепости, а вот уже притопали). И даже Салима, обучившая и проводившая на первое боевое задание не одну такую группу, была немного удивлена их молчаливостью - девчонки были достаточно общительные, и на маршах, бывало, любили переброситься острыми словечками, даже в ущерб дыханию. Что-то у них сейчас вертится в головах такое, что заставляет так дружно молчать всех четверых?
У каждой - свое.
***
Эленвен думала о случившемся накануне и здорово удивившем ее разговоре. Вчерашним вечером девушка улучила часик, чтобы в одиночестве поупражняться с полэксом за учебным частоколом в тени западной стены Старой Крепости - но, говоря по совести, тренировка была для нее лишь поводом для уединения. Жрица ждала. Ждала посещения своей Богини накануне своего главного экзамена, надеясь получить от нее наставление или ценный совет... а, возможно, просто поговорить по душам? С Рамоной было легко и приятно общаться, каждая беседа с ней была очень плодотворной, и беседами дело не ограничивалось - иногда, если место встречи это позволяло, они устраивали импровизированный бой, отрабатывая хитрые приемы с выбранным Эленвен тяжелым оружием. Где-то глубоко внутри себя будущий Страж тешилась тщеславной надеждой, что Богиня относится к ней как-то по-особенному, что она для Рамоны ближе, чем сотни других учениц. Почему бы, собственно, и нет - многие из старших Сестер имели определенные пристрастия, своих любимиц, хоть и старались этого не демонстрировать, так отчего бы и двум основательницам общины не проявлять в этом плане чисто человеческие черты характера?
И тем удивительнее было для девушки то, что вместо Рамоны из-за насыпи вышла Аэлис. Неловко улыбаясь и машинально касаясь рукой области вокруг жуткой незаживающей раны между ключиц, кутаясь в шаль на вечернем холодке, она казалась такой хрупкой, беззащитной, и самое главное,
непонятной. Слов нет, Эленвен искренне почитала Раненую Богиню, однако о чем с ней говорить - не понимала. Разве что упасть на колени, как любят делать митриане, именующие себя рабами бога и находящие в этом какой-то повод для гордости. И самое удивительное - кажется, Аэлис тоже было трудно подобрать слова, чтобы донести до жрицы то, что она хотела сказать. Коротко поздравив ее с окончание обучения, маленькая блондинка медленно и острожно начала:
"Я хотела сказать тебе напоследок одну важную вещь, Эленвен. Не о том, как тебе служить, а скорее о том, как жить. Перед моими глазами прошло не одно поколение женщин, и не нужно даже быть богиней, чтобы с таким опытом прочитать твою судьбу. Ты из девушек, в которых влюбляются быстро и накрепко, дорогая. А любовь - любовь бывает крайне болезненным ощущением, мне ли не знать? И путь, избранный тобою, не дает скользить по поверхности жизни - значит, тебе придется учиться принимать в себе то, что ты пока пытаешься заглушить и спрятать. Дай мне руку, пожалуйста. Вот, это мой... наш с Рамоной подарок тебе в честь начала взрослой жизни. А теперь - до свидания. И удачи тебе, Страж."На ладони Эленвен остались два кольца из незнакомого ей серовато-белого металла. Судя по размеру - предназначавшихся для большого пальца. Очевидно, обручальные - по старинному обычаю Сестры, решившие связать себя узами брака, носили свои кольца именно так. Однако... неужели только в этом дело? Непонятно...
***
Анна тем временем размышляла над задачкой, которую, можно сказать, сама себе подбросила тоже буквально накануне. Изучая не слишком, признаться, подробную карту местности с их будущим маршрутом, она увидела настораживающе очевидную возможность сильно срезать путь через небольшой лесок между холмами, по старой, баронских еще времен охотничьей тропе. Удивительно, но никто из старших Сестер, к кому она обратилась за разъяснениями, так и не смог ответить толком, отчего этот путь не используется, кроме того, что лес многие годы пользуется зловещей репутацией. Возможно, подробности могли поведать следопытки Старой Крепости, но, как назло, никого из них в этот день в замке не было (да и в другие дни мудрено их застать в четырех стенах - особая порода, особые повадки). Анна обратилась за советом к командиру, и Эленвен, заинтересовавшись, поручила ей выяснить в деревне, у местных, что там с с лесом и стоит ли рискнуть, чтобы сократить время пути. Кажется, жрица искренне верила в то, что всякая незнакомая чаща является для ее подруги родным домом, открытой книгой и так далее. Впрочем, это может быть стандартным командирским приемом - ученицы Рамоны знали, как подбодрить и мотивировать своих сестер.
"А если боишься, что разговор с местными мужелюбками не задастся - тогда возьми с собой Ирму, уж ей-то точно никто и ни в чем не откажет".
***
Ирма, присутствовавшая при разговоре, разумеется, лишь кивнула в подтверждение слов рамонитки, ободряюще сжав плечо Анны. Однако где-то внутри подобный подход к ее Пути порядком царапнул ученицу Раненой Богини. Да, Эленвен рассуждала как грамотный командир, использующий сильные стороны каждой своей соратницы, она старалась сделать так, чтобы каждая в отряде чувствовала себя полезной и важной. Однако... Должен ли амулет с треснувшей чашей служить ключом к каждому сердцу - или рана Аэлис слишком свята для того, чтобы использовать ее столь прагматично и примитивно? Эта неделя, которую она проведет без сестринского участия и почета - не лично к ней, но к ее Пути - может помочь ей многое понять в самой себе...
***
Как прирожденная воительница, погружаясь в размышления, Люси неминуемо начинала рассуждать о тонкостях крушения вражеских черепов и защиты сестринских... хм... тылов. Слов нет, с соратницами по отряду ей повезло - девчонки умные и культурные, но вот в бою с ними были определенные вопросы. Обе ученицы Богинь предпочитали в бою вместо доброго меча увесистые дрыны, что делало их, увы, несколько более уязвимыми, чем это терпимо в схватке насмерть. Особенно ее беспокоила Эленвен - слов нет, плечи у нее хороши, и молоток свой в руках крепко держит, но дыхалки не хватает, и подставиться под удар, увлекшись, очень даже может. Если Аня и впрямь надумает вести отряд через скверный лес, да сплошает и выведет к какому-нибудь зверью - за рамониткой нужен глаз да глаз...
***
Уже подходя к внешнему палисаду, девушки впервые в жизни увидели мужчин. Событие, примечательное само по себе, оказалось удивительно будничным. Пара дробненьких мужичков под присмотром дебелой селянки занимались тем, что драли из земли насквозь прогнившие бревна деревенских укреплений. Люси уже издали заметила в частоколе существенные прорехи, а но лишь вблизи сумела оценить, насколько жалкое зрелище представляло собой некогда внушительное фортификационное сооружение. Одно название - частокол, бревна - чистая труха, то, что некогда можно было назвать рвом, стало густо заросшей бурьяном канавой. Какое позорище!
Эленвен в это время с интересом рассматривала самих мужиков. В деревнях за Куполом были свои обычаи, о которых среди сестер ходили самые разные слухи. Мужчины, составлявшие примерно десятую часть населения Пограничья, жили в стоящих отдельно на краю деревни бараках, однако многих из них крестьянки забирали себе в мужья, почти как во внешнем мире. Мужелюбие и в самом деле не было еще окончательно изжито в этих краях, и, хотя подобное поведение не поощрялось, оно и не наказывалось - ну, до тех пор, пока главенствующее положение женщины в подобных "отношениях" не подвергалось сомнению. Под Куполом об этом говорили разное. Кто-то утверждал, что подобных извращенок в пограничье сотни, и они якобы имеют свой фаллический культ, поклоняясь вытесанному из дерева мужскому стручку где-то в глухих чащах и устраивая отвратительные оргии. Кто-то, напротив, говорил, что "браки" с мужчинами по большей части фиктивные, и ушлые крестьянки просто приобретают таким образом в личное распоряжение существенную тягловую силу (мужчины, даже не тренированные специально, неплохо справляются с примитивной работой вроде переноски тяжестей и прочих воловьих занятий).
Мужички, по обычаю бородатые и обритые налысо (чтобы издали можно было отличить такого от Сестры) в это время подрыли и стали раскачивать очередное бревно. Лесина, срубленная лет как бы не тридцать тому, оказалась еще более прогнившей, чем другие ее товарки, и неожиданно подломилась у самого основания, благодаря чем оба мужичка скатились с ней в обнимку с насыпи прямо в бурьян.
- Тьфу, пропади вы пропадом, невдалые! - ругаясь на чем свет стоит, дебелая "надсмотрщица" полезла вытаскивать своих работничков.
- Богини в помощь, Сестра, - поприветствовала Салима селянку.
- Благодарствуем, - ответила та. - И то дело - без Богинь мы здесь до зимы не управимся.
- А в чем дело-то? Вроде ж ваш Совет решил...
- Наш Совет решил, что крышу амбару перекрыть важнее, вот туда всех рукастых мужичков и погнали. А я здесь возись с криворукими, - махнула рукой селянка, впрочем, в голосе ее особого возмущения слышно не было.
- Понятно, - зловеще протянула чернокожая наставница, - Вперед, чего встали? Нам еще до клуба топать и топать!
Отряд вновь тронулся с места, под неясное бормотания Салимы, которая, видимо, на языке предков осыпала кого-то самыми грязными ругательствами и чудовищными проклятиями.
- Вот так они тут и живут, - обернувшись, пояснила она девушкам. - Давно здешних обитательниц за жопу больно не кусали. Потом-то возьмутся за ум, когда новый курган над тысячей трупов насыпят. А пока - что? Пока им амбар важнее...
***
Двухэтажное деревянное здание трактира располагалось аккурат посреди деревушки, на небольшом возвышении, и своим положением производило впечатление этакого детинца, господствующей над местностью цитадели. Впрочем, издали трактир этот смотрелся определенно внушительнее, чем вблизи. Особо наглядное впечатление производила качающаяся на цепях даже в отсутствии сколько-нибудь ощутимого ветерка облупленная вывеска, на которой едва можно было разобрать надпись "ЖЕНСКОЙ КЛОБ", а вот понять, что перечеркнутая клякса справа от этой надписи некогда была стилизованным мужским лицом, намекающим, кому вход в это здание заказан, получалось только при наличии очень развитого воображения.
Внутри трактира в этот утренний час было ожидаемо пусто - только скучала за стойкой, подперев кулаком щеку, фактурная женщина нумантийской внешности, с кучей ярких браслетов на руках и с монистом из крупных бляшек на шее, да в углу в уютных креслах, выделявшихся среди обычной для таких заведений мебели, отдыхала пара старушек с вязанием.
Трактирщица скучающим взглядом окинула вошедших - и лицо ее озарилось улыбкой столь же яркой, как и все украшения:
- Ранами Аэлис клянусь - это кто же меня посетил? Салимочка, дорогая, сколько лет и сколько зим? - звеня всеми своими украшениями одновременно, упитанная трактирщица суетливо выбиралась из-за стойки, чтобы лично обнять темнокожую воительницу.
- Десять суток, если точнее, - подставляя щечку для поцелуя, ответила Салима. - Я тебя тоже рада видеть, Умара.
- Ааа, к дэвам под хвост подробности, - отмахнулась Умара от замечания. - Моя лучшая подруга пожаловала в это скромное обиталище - тут от радости и цифры забудешь, и буквы. Твои птички, значит? Будущие наши защитницы? Проголодались, наверное? Знаю я ваш варварский обычай - от самой Старой Крепости натощак пылить. Ну, давайте посмотрим, чем я вас сумею накормить...
Пока звенящая монистами и браслетами Умара суетилась за стойкой, Салима подошла к старушкам в углу, и, деликатно прокашлявшись, поприветствовала их:
- Здоровья вам, Сестры-охотницы. Твердой руки и благословения Рамоны, - Анна знала, что так витиевато приветствуют друг друга следопытки старшего поколения.
- И вам того же, - оторвавшись от вязания, подняла глаза одна из старушек, лет семидесяти на вид. Вторая же, старая настолько, что определить ее возраст никто из девушек не взялся бы с уверенностью, вдруг резко вышла из дремотного состояния, скрипучим голосом воскликнув:
- А?! Что?!
- Совсем плоха стала, с каждым месяцем хуже и хуже, - пробормотала грустно Умара, сразу же переключившись на новых знакомых. - Ладно, сестрички, поджарку я, если что, уже с огня сняла, но начать знакомство предлагаю все-таки с этого, - и на стойку с торжественным стуком была водружена бутылка в соломенной оплетке.
- Так, Умара в своем репертуаре, - Салима уже подошла и властно положила ладонь сверху на пробку. - Они ж такое вино первый раз видят, окосеют с непривычки.
- Вино?! - возмущенно возразила Умара. - Это, по-твоему, вино? Дорогая моя, это нумантийское белое - хмельной воздух предгорий, собранный в бутылку. Его нужно выпить не одну бочку, чтобы, как ты выражаешься, "окосеть". А от чаши прохладным утром можно получить только бодрость в ногах и легкость в мыслях - а что важнее для истинного стража в походе?
Салима было открыла рот, чтобы возразить, однако глянула на раскрасневшуюся и определенно уже вдохнувшую с утра "хмельного воздуха" трактирщицу, на своих подопечных, и, махнув рукой, сказала только:
- Не больше половины чаши. Эленвен, проследишь. А я схожу пока выяснить кое с кем отношения, - фраза об "отношениях" прозвучала откровенно зловеще.
Характерный хлопок пробки, освободившейся из объятий бутыли, последовал сразу за хлопком двери после ухода Салимы. Трактирщица посмотрела на девушек выжидательно:
- Ну что, юные Стражи, за знакомство? По полчаши наливать или как взрослым?