Они провели в дороге почти месяц, сменив за это время несколько воздушных кораблей. Количество аттар среди пассажиров возрастало рывками. Из Квивольдина улетали только Кауна с Рейо. После пересадки в Пайсоле добавились ещё двое, которые держались сами по себе и сошли в первом же городе на Драконике. До самого Прэйна опять никого, а у Жемчужного озера на борт поднялась большая и шумная синекожая компания — судя по возрасту, выпускники на отдыхе.
Пассажир, сидевший сейчас через стол от Кауны, тоже был атта по имени Линарис, возвращавшийся в Аратан из Антира. Высокий, хорошо одетый, с весёлым прищуром тёмно-синих глаз, он сразу сошёлся характером с Финори, а с Кауной то и дело флиртовал, и делал это в такой непринуждённой манере, что непонятно было, всерьёз ли он. После небольшого колебания Кауна решила, что не всерьёз, включилась в игру и все эти дни добродушно принимала его знаки внимания. Даже немногословный Рейо попал под обаяние Линариса и пару раз о чём-то с ним спорил в кают-компании.
Кауна рассказала, что много лет прожила и проучилась в Альсарии, но цель возвращения скрыла. Линарис поведал, что часто летает в Антир по торговым делам, но южнее никогда не бывал. Про что умолчал он — было неизвестно, но разве кто-то в целом мире ждёт правды от случайных попутчиков? Всё, что от них требуется — скрашивать долгие часы полёта, и Линарис делал это мастерски.
— О нет, позвольте мне, — сказал он Кауне, отбирая у неё чайник и начиная разливать дымящуюся жидкость по кружкам. Они сидели вдвоём у окна по правому борту, и смотреть на обелиск не пошли. Линарис пролетал над этим самым местом по пути в Антир, и по его резонному замечанию измениться за несколько дней внизу не могло ничего, разве что гигантский монумент украли — а если так, то они об этом услышат от Финори. Кауна же не могла оторваться от вида за своим окном — на зелёную равнину, которая подступала от гор к самому Зеркальному заливу, с крошечным городком на берегу.
Долгие годы она только зимовала на родине, и соскучилась по весеннему Аратану настолько, что вид яркой травы с разбросанными тут и там скоплениями белых и жёлтых точек — полевых цветов — вызывал острое желание сойти прямо тут, разуться и бегать по траве, пока от сока не позеленеют ноги. Но следующей остановкой был только Новый Меркатор, да и весна от неё никуда не денется.
— Мы в школе ездили смотреть на обелиск, — сказала она, перескакивая с одной приятной мысли на другую. — Сначала несколько дней в этот городок добирались, не помню название, там переночевали, а с утра пешком к подножию. Пока учитель рассказывал, мы с подругой пробрались на другую сторону основания, хотели надпись оставить, что мы там были. Но камень такой гладкий и твёрдый, что у нас сил хватило только выцарапать «К плюс Р», — Кауна отхлебнула чай, посмотрев над краем кружки на Линариса. — Не представляете, сколько там разных надписей. Некоторые совсем высоко, и не поймёшь, как добрались. Многие руки свои обводили, но нам с Равной нечем было. Кое-где даты стоят, одна чуть ли не на пятьсот лет назад. Как представишь, что многих из них уже на свете нет, то делается грустно, и в то же время — это правильно. Мы с ними словно заодно на этом обелиске. Все вместе, хотя друг друга и не видели ни разу, — она с улыбкой вздохнула и буднично продолжила: — А что сейчас в столице интересного?