Праздник — хитрый механизм. Даже, можно сказать, стихийное явление. А если этот праздник — не чей-нибудь, а эльфийский, то вместо «явление» хочется сказать «бедствие». Во всяком случае, так покажется, если смотреть на праздники без уважения.
Вся жизнь эльфов подчинена настроениям, потому что сказка — это эмоции. В них, конечно, есть своя сказочная логика. Но, в общем и целом, сказки разговаривают с сердцами слушателей, а не с мозгами. Поэтому сказки могут быть яркими и бессмысленно-абсурдными, странными и непоследовательными. Какими угодно. Им всё можно. Эмоциям претит рациональность. Эмоциям поддаются, чтобы не помнить вчера и не знать, что будет завтра.
Такова природа Грёз.
=○=
Пиршественная зала сияла миллионом фонарей, между которыми перекинулись радужные арки. От мелькания крохотных пикси и живых снежинок рябило в глазах, а покрытые инеем спинки стульев оборачивались причудливыми хрустальными тронами, между которых не нашлось бы двух одинаковых. Шестигранники и пирамиды, треугольники и призмы — зима прорастала сквозь камни льдистой белизной. А поверх неё ложились шёлковые ленты и ковры, сопрягая Персию и Антарктиду.
Окружённая шумной и весёлой компанией, Эйна неудержимо неслась по бурной реке фестиваля. Кидались виноградинами с пьяным сатиром. Помогали искать пенсне неуверенному в себе греку. Плясали и ликовали, не слишком-то помня, кто и почему. Все-все-все. Слуаги, богганы, эшу и гилли ду, и даже Бодминский зверь, не расстававшийся со скейтбордом. Эйна оказалась едва ли не единственным Ши среди них всех. Поначалу кое-кто косился на неё с недоверием, но вскоре простолюдины Аркадии оттаяли и с удовольствием приняли её общество (чему, наверное, способствовала демократичность наряда). Артмаэль, напяливший к своему чёрному пальто большую тиару из ледяных звёзд, тоже был рядом.
Вскоре под каменными сводами загрохотали салюты. В многоцветных отсветах в залу одна за другой входили делегации Ши. Так аристократия мистической столицы грёз, Конкордии, прибыла к Рождеству. Дом Эйлунд — владыки теней, плывущие среди чёрного дыма, складывавшего над их плечами странные предзнаменования. Дом Аэзин — старые друиды в санях, влекомых бурым медведем, оленем и зубром. Дом Фиона — разнузданные и яркие, следующие в волнах светлых одежд, окружённые шлейфами неземных ароматов. Дом Лианнан — безумные и быстрые как французский абсент, ворвавшиеся в зал с вихрем снежного ветра и лепестков роз. Всадники Дайреанн и Гвидион, рыцари в старинных латах, промчавшиеся между столов стройной кавалькадой. Благой двор явился во всём великолепии, демонстрируя себя восхищённым зрителям.
Тогда любой поклялся бы, что будущее — то тёмное, мрачное, покорённое рутиной будущее — не наступит никогда.
В полночь высокий лорд Кайрех из Дома Бомейн поднялся перед исполинской елью, держа на отлёте руку с хронометром. Поднялись лорд Кайден и леди Элина, склонив головы. Поднялся Празутагус. Поднялся Артмаэль. Поднялась Ровена, нашарив ладонь Эйны, и сама Эйна поднялась тоже. Поднялись шуты и придворные, вельможи и бессребренники. Поднимались эльфы и феи, Ши и простолюдины, интриганы и воители, дети и мудрецы. Вставали бородатые нокеры и пьяные сатиры. Паки и слуаги, обнимаясь, прекращали непристойные песни. Даже бурый медведь из дома Аэзин встал на задние лапы, приняв облик седовласого викинга в монашеской рясе.
Тысяча нетерпеливых глаз следила за каждым жестом лорда Кайреха. Тот, выдыхая облака пара среди хрустальных декораций, медленно повернул колёсико на своём хронометре.
Щелчки крошечных шестерёнок разнеслись по всем уголкам особняка. Самая главная стрелка коснулась крошечного сапфира, встроенного в зимнюю полночь. И вот… и вот…
И вот… и вот…
И вот!..
=○=
И вот лорд Бомейн тихо объявил:
— Это полночь по времени волшебной страны. С Рождеством нас, друзья.
Ударил гонг. Вспыхнули гирлянды, взбегая по многофутовой ели. И дальнейшее ликование потонуло в фонтанах Грёз.