Говорят, паки любят поиграть с заплутавшими путниками. Впрочем, существует миллион таких же несуразных примет. Не пей с сатирами. Не ругайся с хоббитом. Не гляди в глаза цыганке. Пикси крадут лошадей. Брауни-домовые лакают молочко. Хотя, например, Волосатая Мег Муллах подсказывала хозяевам дома, как играть в шахматы: разве фея с задатками гроссмейстера уподобится ежу? Бодминский зверь рыщет в полях Корнуолла. И всё такое прочее.
Однако, было то случайностью или нет, после рукопожатия события завертелись в неистовом темпе. Троица (Бог троицу любит) добралась до входа в манор (где вход, там и выход) и обнаружила за ним большущий холл. Там шумели придворные со всех концов страны (язык до Киева доведёт). Рыжий пак (все рыжие — колдуны) распрощался с ними на пороге (вампир не входит без приглашения), ещё раз напомнив Эйне о рынке гоблинов (не заговаривай с гоблином, пёс охромеет).
Сверкали колье, струились платья, пылали фраки и штандарты самых разных оттенков. На перилах колесом ходил шут в звенящем колпаке, а из декоративного водопада на лестничных маршах струился пунш. Стены украшали лозы, с которых можно было срывать зрелые лимоны и апельсины. Сквозь намёрзшую на окнах наледь просматривались уличные огоньки, но силуэты людей терялись; а оттого казалось, что, войдя в манор, эльфы вошли в параллельную реальность, тревожно близкую к снам. Эйна знала, что так проявляет себя Грёза. Манор лишь наполовину стоял на городской улице, а на вторую он исчезал в Изгороди, отделявшей сказку от были, фантазию от банальности.
Две летучих мыши с треском столкнулись под высоким-превысоким потолком, рассыпая искры. Недовольно залаял чёрный кот с зелёными глазами. По ступеням, гремя колёсиками, на скейте съехал странный субъект, одетый в исполинскую шубу. Только вблизи Эйна поняла, что это заправский серебристый мех, покрывавший субъекта от макушки до… до скейтерских кед. Сегодня Бодминский зверь веселился и праздновал. Фермеры Корнуолла могли спать спокойно.
За порядком надзирали два тролля в золочёных ливреях, стоявшие по сторонам от дверей. Оба уже посерели от времени, но ещё не превратились в камень. Порой они слегка шевелились, и тогда их огромные мышцы издавали скрип и хруст.
Среди шума и голосов Эйна встречала смутно знакомые лица. Кажется, женщина с вросшей в причёску мраморной вазой посещала её родителей в детстве. Скрюченный букинист с корой вместо кожи приветливо улыбнулся девочке. Вспомнила! Он держал магазинчик в городе, где жили родители Эйны, и иногда продавал книги, которые не стоило читать даже авторам. Красивый механический мальчик, кукла из фарфора и латуни, поклонился девочке и повёл всех троих наверх.
Лестница змеилась среди лабиринта комнат, намного превосходившего по размерам доступные три этажа. Наконец, кукла привела ребят в длинный-предлинный зал с арчатыми сводами. Облицованный грозно-чёрным камнем, он напоминал о средневековых пирах. Его освещали многие десятки бумажных фонарей, паривших в воздухе или неспешно перемещавшихся от кронштейна к кронштейну. Каждый светился в тон бумаге, из которой был сделан, но в вышине сводов всё равно стоял полумрак. Длинные столы, пустовавшие совсем недавно, уже заполняла пёстрая череда гостей. В самом торце, среди перекрещивающихся лучей, что падали из витражных окон, стояла накрытая покрывалом ель. Её час ещё не пробил.
— Эйна! Эйна! — кто-то звал её из череды гостей.
Кто-то высокий, облачённый в чёрно-пурпурный смокинг в геральдических цветах дома Бомейн. Такой же подвижный, несмотря на статный и внушительный вид. Такой же русоволосый, с теми же почти прозрачными голубыми глазами.
Кайрех, брат Кайдена.
Высокий лорд Бомейн.
Папа.