Как же надоел этот дождь. Мелкая холодная морось уже насквозь пропитала одеяло, заменяющее посланной церковью Фаразмы группе крышу телеги. Старый молчаливый извозчик, похоже, привык к частым дождям, потому ничем не укрывался, лишь изредка утирая скопившуюся воду с редких черных с проседью бровей.
Они въехали в этот проклятый дождь несколько часов назад, и с тех пор потеряли счёт времени - тучи скрывали солнце, делая день похожим на вечер.
Телега подпрыгнула на очередной кочке, и недовольный храп лошади на миг разбил монотонный шелест дождя и скрип старых колес.
- Приехали... - буркнул извозчик.
За очередным холмом, поросшим общипанными снизу серыми соснами, показался высокий частокол деревни. Наконец крыша и обед! После почти суток езды с парой привалов о выполнении задачи как-то не думалось. Урчащие животы сбивают с цели получше всяких бесов.
Телега миновала ворота, сопровождаемая безразличным взглядом караульного из местного ополчения, коротавшего день за бросанием костей в своей сторожке. Деревенька оказалась маленькой: не считая виденной ими по пути лесопилки, она насчитывала всего восемь домов и небольшую мельницу на холме. Стены были в основном каменные, густо поросшие мхом. Близость гор позволяла даже селянам строить каменные дома. В каждой хижине была труба из которой валил дым. Один из домов выделялся резным крыльцом и размерами, по видимому совмещая роль дома собраний.
Остановившись в центре деревеньки на площади у колодца, извозчик соизволил обернуться к своим пассажирам.
- Все, слезайте. Ночлег сами ищите, таверны у нас не водится. Выпить это к Вадиму, он пекарь. Дом старосты вона, а кузнец живёт в большом доме в низине. Только он чужих не любит. Никто не любит.
Пожалуй, это была самая длинная речь, услышанная от этого мрачноватого типа с момента отъезда. Как только группа спустилась с телеги на размытую дождем грязь, извозчик повел телегу к двум домам у ворот, предоставив группу самим себе.