Небо все также проплывало мимо бугристым серым одеялом, скрывая солнце, что нестерпимо ярко просвечивало сквозь уж слишком тонкие места в облаках – свет рассеивался, разносился стальной холодной дымкой и оседал вокруг, отчего смотреть наверх было попросту больно.
Наступившее после долгой ночи утро было столь же беспроглядно, как и тучи над лесом: холод стал воистину осенним, проносясь легким, но колючим ветерком сквозь одежду, а еда казалась пресной и безвкуской, несмотря на все старания Мармоора. После произошедшего вчера сложно было веселиться – мы как минимум устали, а впереди нас ожидал не менее опасный путь по Гройенвальду. К счастью, судя по карте, до Хартнупа – деревни, в которую нам и надо было попасть, - должно было оставаться не более полудня дороги, но ориентироваться в этом лесу мне казалось нереальным, а потому точной уверенности не было.
И все же, несмотря на сомнения относительно нашего пути, мы его продолжили, оседлав и навьючив лошадей, упрямо теперь шедших по сырой тропинке сквозь осенний и холодный лес…
Все вещи де Сьежа мы предоставили тащить его жеребцу, докинув еще и часть своих, но могучему боевому коню было не привыкать – он и так уже, к сожалению, осободился от пары сотен фунтов, что раньше им правили, и, будто бы сам осознав свою потерю, уныло глядел себе под копыта, меся чертову грязь. Также было и с остальными – грусть и тоска неуклонно клонили наши головы книзу, вынуждая к угрюмому молчанию, и только лишь опасности Гройенвальда заставляли меня порой оглядываться, выискивая еще каких-нибудь кошек.
Хотя какие теперь опасности? После треклятых ведьм все остальное, что всплывало в воображении, казалось мне уже несерьезным, ведь нам удалось в итоге одлеть этих старушек… но я ошибался, я сильно ошибался и где-то под сердцем это чуял. Да, под сердцем, в желудке – он так и не мог расслабиться, постоянно волнуясь и тревожась за свое будущее…
И тут мне вдруг на руку упала снежинка. Да-да, я даже сам себе не поверил, когда увидел эту пушистую белую пылинку, что тутже растаяла от моего тепла – только октябрь близился, а тут вдруг снежинка. Не бывало никогда такого, и я хотел уже было забыть об этом видении, как еще одна вдруг упала Винтеру на ухо. И осталась там. Да, снежинка – морозная зимняя соринка, что, подождав немного, также растаяла, заставляя меня всерьез обеспокоиться за свое душевное состояние…
Оглядевшись, я заметил кроме таких же ошеломленных взглядов своих спутников клубы пара, вырывавшиеся из их ртов на выдохе – было действительно холодно, а еще… Еще вокруг, то там, то тут, задевая листья и оседая на еще зеленых растениях, падал снег.
Поначалу он падал совсем немного, будто опасаясь всерьез заявить о себе – а я бы тоже побоялся быть снегом в сентябре – а потом снегопад разошелся вовсю, наполнив воздух меж стволов медлительным ливнем из невероятно белых хлопьев, что тутже таяли, попадая на нас или землю. И все же - это был снег, и я, прикинув, сообразил, что для него было достаточно холодно вокруг, но, черт подери, этот мороз уж никак не сходился с концом октября, с только-только пожелтевшей листвой! Это… это было какое-то чудо.
- Зима пройдёт и весна промелькнёт,
И весна промелькнёт...
Увянут все цветы, снегом их занесёт,
Снегом их занесёт...
- тихонько пропел я, удивленно продолжая путь по высыпавшему снежными хлопьями Гройенвальду.