А я смолчал – что мне еще оставалось? Сестра умела мастерски сбить любую спесь, даже оправданную. Схватив меня за ворот, прошептав это все в самую душу, она мне очень вовремя напомнила про то, кто я есть на самом деле… Или же это была неправда? Может, это ее самомнение не дало Анне смириться с моей инициативой и прикончить ее еще в зародыше?
- Тише, Винтер, - прошептал я на ухо коню, гладя его по морде. – Мы еще вернемся, обещаю…
Может, именно сейчас стоило поставить сестру на место? Все-таки, я тоже что-то смыслил в этом деле, ее возраст уже не играл значения, а все ночные и скрытные действия всегда проводил я. Ведь она же ничего не смыслила в том, как спрятаться в этой темени! Она же ведь всегда занималась лишь двумя вещами – лгала и сжигала… Может, надо было ей, наконец, дать отпор?
Оставив лошадей, мы аккуратно, и стараясь не шуметь, пошли вдоль по берегу, старательно прячась в тени вздыбившегося слева черного леса – напряженно вглядываясь в маячивший вдали огонек, все молча крались, обдумывая грядущий бой.
Опять я в этом не сомневался. Но почему? Сестра верно сказала, там могло быть что угодно, даже банальный лесник, умудрявщився выживать в Гройенвальде. А почему бы и нет?
И все же, она была не права – не в своем мнении, а в том, как подала его. Будто она здесь самая умная и главная… Нет, может для гнома моя сестра и была главной, но почему для меня? С чего это я ей подчинялся? Ведь у меня же было свое мнение, свое решение – почему я шел вслед за ней, водя по сторонам заряженным арбалетом? Разве не это отличает мужчину от ничтожества? Отстаивание собственного мнения – это я сейчас и пропустил, но… это, на самом деле, не так просто, как кажется.
До лачуги оставалось всего ничего – выйдя на небольшую полянку около нее, на которой разместился неровными грядками скромный огород, мы свернули в сторону, чтобы обойти ее по лесу. Почему-то все смотрели либо на хижину, либо себе под ноги, а потому я переключился на окружавшие нас кусты: там запросто могли таиться эти кошки или кто еще похуже.
И снова эта тьма – абсолютно беспроглядные ниши, будто кто-то обвесил их черными шторами, наводнили лес, тая в себе постоянную угрозу. Следить за этим всем было сложно, страшно, но нужно, иначе нас могли застать врасплох еще в пути… А вы попробуйте вот так прямо в лицо сказать этой колдунье «Слушай ты, патлатая, я сказал, что иду один – значит я иду один». Или надо как-то по-другому? Да в любом случае она меня съела бы на месте – сестра всегда отличалась завидной методичностью и жестокостью в плане того, что касалось ее командования. Потому я и не любил возникать: пусть себе командует, тем более, что меня это редко стесняло, да и обычно Анна приводила нас к победе. Она всегда знала, что делать, а я – нет.
Вот и сама хижина, беспечно раскидывавшая теплый желтый свет по огороду – мы подобрались к самой стене, боясь почему-то до нее докасаться, и тихонько прокрались к скромному застекленному окошку. Точнее, это сделала Анна – мы с Мармоором остались чуть в стороне, следя за окрестностями по молчаливому уговору. И что я на нее злился? Ей хочется – пусть и командует, потом же сама виновата будет, сама на себя и будет злиться. А если умрем – то и пускай умрем, это уже, скорее, не наши проблемы будут… Хотя, может, и вправду стоило попытаться изменить все, но определенно позже – сейчас надо было спасать де Сьежа, ибо все-таки, моя обида не стоила его жизни.
Анна, тем временем, аккуратно, медленно заглянула в окошко и хотела было что-то сказать об увиденном, но ей не дали: сверху раздался знакомый кошачий рык, остановивший на мгновенье мое сердце, а вместе с ним оттуда спрыгнула и черная туша. Упав громоздкой тенью с крыши, она сходу погребла под собой дворфа, яростно вгрызаясь в цевье вовремя подставленной аркебузы. Наконец, гном встретился с врагом лицом к хищной морде, что своими красными глазами пронзила его не животной, а скорее, человеческой злобой. Острые когти же впились на груди в слишком прочную для них кольчугу, но кошка уже знала слабые места гнома, начав задирать ее нижний край задними лапами – у нее еще осталось последнее щупальце для рокового удара…
А я в этом, к сожалению, не мог ей помешать, расслышав сзади шустрые шаги: резкий оборот – и передо мной в тени деревьев предстала третья шестиногая тварь во все своей красе. Ее сильно обгоревшая морда, где-то покрытая слипшейся на воспаленной коже шерстью, а где-то - темной коркой запекшейся крови, пристально смотрела на меня своим единственным оставшимся зеленым глазом, определенно собираясь наброситься и убить… А я, как дурак, застыл не в силах отвлечься от второго глаза, вытекшего беловатой, неровной струйкой из опустевшей глазницы.