АннаШорох… Он крался сквозь безмолвные толстые стволы вслед за Анной, напоминая, что она здесь не одна, но с каждой минутой отнюдь не робкая колдунья понимала, что это были ее же собственные шаги… такие тихие и одинокие в эту ненастную, холодную ночь. В какой-то момент ей даже расхотелось купаться, но врожденная упрямость не возволила Анне повернуть назад, отчего она попросту застыла посреди пустого леса, вслушиваясь в незвучные стоны влекомых ветром древесных крон, что шумели где-то наверху и раскачивали свои упругие, вкопанные в мокрую землю черные стволы.
Порой кричала какая-то птица, порой доносился чей-то вой, порой же Анне казалось, что это все – ее собственные фантазии, накрученные полным опасностей днем. Там, впереди, пробиралась звериная тропка, еле заметная среди возносящихся ввысь дубов, в мощных корнях которых уже давно дремали черным пологом ночные тени. Туда Анне и надо было зачем-то идти, несмотря на проскользавшую меж листьев непогоду, что иногда неприятно падала на непокрытую голову ледяной капелькой, туда, в холодную глубь леса, и указывала Фига, терпеливо усевшись на одном из сучьев вдалеке в ожидании, когда хозяйка продолжит путь. Да, это была стихия сов – ночной, черный от туч и плотных крон лес, но даже Фиге здесь не нравилось: Анна это прекрасно чувствовала, понимая, что ее избалованная Фредом питомица сейчас мечтала о тепле и уюте чьей-нибудь палатки… как, собственно, и ее хозяйка. Но для Анны решение всегда было решением, и та, наконец позволив себе вдохнуть, продолжила путь, переступая через сырые и скользкие корни мокрыми от редкой травы сапогами.
И все-таки, Фига не обманывала – через каких-то полчаса деревья вдруг резко закончились, открывая Анне живописный вид на ночное, просторное озеро, что своей гладью, теребимой ветром и слабо моросящим дождичком, раскинулось посреди Гройенвальда. Большой, круглый шар полной луны приятно светил, проглядывая меж тяжелого слоя туч, гонимых неуемным ветром, и раскладывал на воде свою неровную, дрожащую от ненастья дорожку почти до самого противоположного берега. На нем, снова не давая спокойно вздохнуть, неумолимо продолжался этот же лес, как бы объясняя своей черной сажей вековых деревьев, что это большое озеро было лишь неотъемлемой частью его, не менее дремучей и не менее опасной.
Вдоль по берегу приближающимся шелестом зашелся волновавшийся камыш - от дунувшего по открытой воде порыва стало значительно холоднее, отчего молодая девушка невольно поежилась, ощущая своей гусиной кожей, как неприветлива сегодня природа. Лишь единственная деталь во всей этой ночной осенней тоске говорила о присутствии в этом мире людей, кроме самой Анны – маленькое рыжее окошко, что одиноко светило своим неровным огоньком на другом берегу ледяного озера. Но от него колдунье становилось еще тоскливее, поскольку оно безжалостно напоминало своим притягательным для глаз светом о том, что ей сейчас могло бы быть намного теплее, уютнее и спокойнее…
Да и к тому же там, скорее всего, жил кто-то весьма и весьма недобрый, если не сама Зеленая Биргет, пристально наблюдавшая оттуда своим зорким кашачьим глазом за Анной.
