Вы вглядываетесь в небо, уже усыпанное звездами, вглядываетесь в сам Париж - его улочки, дома, людей. Вслушиваетесь в пульс – гул толпы. И вскоре приходит понимание: вы не чувствуете здесь сородича. Нет здесь ни малейшего знака присутствия вампира, либо оно столь неуловимо, незначительно в масштабах города, что вы не можете его обнаружить. Для столицы Франции это - более чем странно. Каждый вампир, подобно охотнику, способному точно определить, охотятся ли в здешних угодьях, может сказать, живут ли здесь его сородичи. Тем более он способен ощутить присутствие вампира такой силы, как пастырь. Город будто бы девственно чист, и это неправильно. Так не должно быть.
Лучше всего это удаётся прочувствовать Оуэну и Андре. Первый будто бы даже видит отдельные отрывки из истории города: отпечаток всех живших здесь когда-либо детей ночи, которые затем растворяются в зыбком тумане, сквозь который не пробиться даже его Дару. Легран не менее явно ощущает пустоту – так возвращаешься в родной дом, давно покинутый семьёй. Но в целом, почти всем удаётся поймать суть: в Париже больше нет хозяев ночи.
Пара слов, легкие кивки, брошенные взгляды – Когти, как по команде растворяются в шумных и узких улочках. Что им до предосторожностей? Они сильнее любого в этом городе!
Оуэн Блейк
Париж проваливается куда-то вниз – вот ты уже не идёшь по rue Truendrie¹, а плывёшь по разноцветным грёзам парижан. Растекшийся слепок Сены какого-то мечтателя сменяется высокими горами, а они также быстро превращаются в густую чащу деревьев без единого листка – по-видимому, кому-то снится кошмар. Сложно, даже такому мастеру сновидений как ты, что-то уловить в этих разрозненных грёзах. Это ещё затрудняется и тем, что дотягиваться до спящих приходится с улицы, а это усложняет задачу. Вдруг среди привычного однообразия пейзажей расцветает ярко-красный цветок, похожий на лилию.
Успех. Отчасти.
Красный – цвет бесконтрольной, животной страсти. Чуть потянувшись ближе к нему, словно мотылёк летящий к горящей свече, ты оказываешься на поляне, украшенной разнообразными цветами – одни только распускаются, другие пышно цветут и благоухают, третьи же начали ронять листву. Место, которое священник заклеймит Содомом, Гоморрой, а скучающий дворянин посчитает раем. Сен-Жермен-де-Пре. Злачное местечко, где за звонкую монету люди готовы отдаться кому угодно не задавая лишних вопросов. Здесь, если не брезгать обществом, можно питаться сколько душа пожелает – никто не ведёт счёта шлюхам.
Но ничего, чтобы пролегло нитью Ариадны через лабиринт снов прямо к таинственному магу-Минотавру. Сложно также уловить и более достойную добычу, чтобы не мараться о чернь. Хотя какая разница, насколько породист скот, которым ты питаешься? Может, стоит оставить эти заморочки графу или князю? Как бы то ни было, здесь предстоит ещё много работы – кропотливой, которую не выполнить с наскока. Плавание по реке из снов продолжается.
Андре де Легран
В городе отныне дышится непривычно легко. Каблуки ботфорт будто подгоняя своего хозяина, выстукивают какой-то марш по камням улицы Сент-Катрин. Ты спускаешься дальше, по улице Бийет к Сент-Антуан, к церкви Святой Екатерины. Когда-то, если верить историям, этой дорогой шагал прославленный Бюсси д’Амбуаз, тоже известный любимец знатных дам. В часовне этой церкви и устроил свою ставку Зарайя – рядом Бастилия, в которой достаточно смертников, которых не хватится, рядом – Турнельский дворец и рукой подать до Нотр-Дама.
Очертания готической церкви проступают во тьме, отгоняя любые мысли: вот он, здесь должен быть тот, кому положено присматривать за Парижем. Но всё также чужеродным, брошенным выглядит знакомое до боли здание. Взлетел ли ты на крышу и взобрался по стене на часовню или же прошёл беспрепятственно внутрь, заставив замолчать бдящих монахов – не столь важно. Важно то, что логово Зарайи пусто. Ни следов борьбы, ни малейшего намёка на присутствие. Как будто идеальным хирургическим инструментом – ты подозревал, что у Леопольда нашёлся бы подходящий, Зарайю срезали словно язву с тела Парижа, не оставив и следа. Но кто способен на такое? Выскочка-маг? Нонсенс! Всей магической братии столицы не хватило бы на подобное. По крайней мере, так тебе казалось.
Ничего.
Ещё час блуждания по улицам и убежищам, чтобы убедиться окончательно – ни одного знакомого тебе вампира нет на месте. И везде всё то же: как будто твой старый знакомец ушёл и не вернулся с прогулки. Никаких следов. Никаких зацепок. Проклиная магов и их загадки, ты в сердцах топаешь по мостовой. Как это вообще возможно?
Ничего не остаётся, кроме как заняться прислугой и поместьем. Хорошо хоть предусмотрительный маг не догадался – а может, просто не смогу – удалить из Парижа всех твоих друзей среди людей. Насколько вообще, конечно, скот может быть тебе другом. Ты направляешься к одному из знакомых, чтобы обзавестись прислугой.
… Но прежде чем ты успеваешь свернуть за угол, тебя что-то отвлекает. Это что-то заставляет тебя остановиться в растерянности. Тебе показалось или только что ты увидел Её? Не-е-ет, не показалось. Этот взгляд ты узнал бы из десятков, сотен, тысяч из любой толпы. Она. Амели. Что делает она в такое время на улице? Скорее нагнать, коснуться платья, талии, руки… стоит ли пытаться или всё-таки стоит вернуться к делам Процессии?
Леопольд, князь Фюрстенберг.
Любопытный инструмент переливается серебром в свете ночных фонарей. Интересно, как попала к бродягам эта вещица? Стоило бы, пожалуй, их хорошенько расспросить. Беглый же осмотр открывает тебе следующее: работа явно профессиональная, но сделана не немецкими кузнецами – школа либо итальянских, либо французских мастеров. Судя по всему, используется для… а вот и первое затруднение. Что с его помощью легче всего сделать? Просто вскрывать плоть? Зачем же тогда завернутое кверху лезвие? Об этом стоит поразмыслить более плотно…
Сильвия де Моро.
Справедливо рассудив, что мага должен помочь найти другой маг, ты направила свои стопы в сторону церкви Сент-Эсташ, на площадь les Halles². Именно там, как ты припоминала, заседали достойные господа, имеющие себя Орденом розы и креста. Церковь Святого Евстафия, начатая строиться ещё при Людовике XIII, сейчас поражала своими воздушными арками и внушительным фасадом – и была бесконечно далека от своего прообраза, собора Святой Парижской Богоматери. Вот прямо напротив него и поселились маги, называвшиеся Розенкрейцерами.
Тебя приняли благосклонно – Вильгельм Зауэр, офранцузившийся немец, попросил разрешения поцеловать твоей руки и внимательно выслушал историю твоего приезда. Но – не более того. Милая госпожа, безусловно, достойная представительница своего племени – и он, лично Вильгельм готов оказать ей любую услугу, но нельзя упускать из виду того, что он – лидер одного из самых влиятельных магических орденов, и такое не пройдёт бесследно. Багровый король, в сущности, мешает пока только вампирам… мужчина самодовольно пригладил бородку, подстриженную на восточный манер. На самом деле он согласен помочь – но только если Процессия предоставит кое-какие гарантии касательно Ордена. Скажем, когда ситуация утрясётся, новый пастырь пообещает покровительство розенкрейцерам, а заодно – полную неприкосновенность… может ли милая госпожа им это гарантировать?
Шарль Сансон
Сен-Мартен-де-Шамп встречает тебя множеством огней. Здесь, кажется, никогда не прекращается служба, уравновешивая разгульную жизнь простых жителей Сен-Мартен. В этом, пожалуй, весь отражается весь Париж семнадцатого века – вечно грешащий, вечно молящийся.
Тебя без вопросов пропускают внутрь. Под нефом центрального здания разносится Credo in Unum Deum. Монотонные и кроткие голоса монахов, читающих нараспев молитву, погружают в легкую дремоту.
— Чем можем услужить, сударь? – слышится чуть суховатый и твердый голос.
Перед тобой вырастает фигура уже немолодого, но на удивление очень крепкого и поджарого капуцина. На голове нет привычной для монахов тонзуры – да и вообще во всём его виде сквозит что-то такое, что неуловимо роднит его с тобой, а не со снующей из стороны в сторону священной братией.
И ещё кое-что. Нос улавливает легкий аромат крови. Он точно идёт от человека перед тобой. Но вот почему – понять трудно. Это точно не чужая кровь, это не запах убийцы, купающегося в крови своих жертв, наоборот – во всём этом сквозит что-то неуловимо благочестивое, если так вообще можно сказать о запахе крови.
В глубине залы виднеется несколько деревянных сооружений, похожих на продолговатые ящики – исповедальни. Кажется, все они сейчас свободны – дверцы широко распахнуты, внутри никого не видно.
*** Оуэн, Сильвия, Шарль и Леопольд ***
Четверо собираются у монастыря Святой Бригитты. Легкая тревога заменяется нервным возбуждением – на смену беспокойному чувству пустоты в городе приходит ясное ощущение смерти одного из сородичей. Казалось, развоплощенный вампир не исчез бесследно, а растворился в стенах домов, в камнях, которыми замостили улицы, в деревьях, растущих здесь. Ощущение неуловимого присутствия погибшего собрата – мрачное, давящее, если не сказать гнетущее, врывается в мысли каждого из вас.
Столь редкое явление вообще – и уже бог весть какое по счёту в Париже.
Тела, разумеется, нет – но остались те самые незримые следы, которые и вызвали у вас реакцию. Оуэн и Сильвия, переглянувшись между собой и перебросившись парой фраз делают совместный вывод: ни одна из магических цепей не участвовала в смерти сородича. Хотя магией определённо пахнет. Вы уже давно утратили возможность обращаться к Цепям, но, похоже, здесь каким-то образом цепи Высвобождения и Управления использовалась уже после того, как ваш сородич был умерщвлён. Сильвия припоминает, что беседовавший с ней Зауэр – один из признанных мастеров второй цепи.
Более подробный осмотр самого места преступления на предмет зацепок приносит плоды – благодаря наитию Сильвии и щепетильности Леопольда установлено два факта: во-первых, убитый вообще не оказывал сопротивления – нет даже малейшего намёка на битву, во-вторых, здесь остался след выживших вампиров – свидетели они или убийцы, это ещё предстоит выяснить, но их путь легко прослеживается до… домов возле ворот Сен-Дени.
Сансону, увы, оставалось положиться на внимательность своих собратьев – то ли разговор в церкви до сих пор занимал его мысли, то ли ночной парижский воздух был слишком свеж, но ему не удалось поспособствовать расследованию самого убийства. Оставалось утешаться, что его таланты, безусловно, пригодятся в дальнейшем.