Джон, когда отряд остановился на опушке леса, остановился, тыкнул гвизармой ближайшее дерево, и, убедившись в отсутствии реакции, устало к нему прислонился. Сражение и дорога вымотали, и стыдного в этом ничего не было. Ходить навытяжку строем, колесом выгибая грудь, это не про этот поход. Но, хотя тело и требовало отдыха, останавливаться надолго не хотелось. Мертвенность окружения, становящаяся все более и более непроглядной тьма, лезущие в голову мысли. Чужие мысли. Образы, которых не было в прошлом Джона.
Поняв это, наемник напрягся и приготовился обратиться к командиру. Когда в неизвестной земле идешь, лучше глупцом прослыть, чем из ложного стыда умолчать о том, что увидел, и людей под стрелы подвести. Так же и тут, только стрелы Тьмы били не в плоть, а в разум. Но, до того, как он успел сделать пару шагов к Элиасу, на пути возникла Эвелинн.
Предложила нести кинжал.
Джон, слушая ее слова, в которых было столь много сомнения и неуверенности, не мог удержаться от мысли о том, насколько хрупкой выглядит чародейка. Ноша, которую ей вверили, была велика, и ее тяжесть чувствовалась почти физически. Он смотрел на переливающиеся орнаметнальным серебром ножны Кинжала Рассвета, на его изогнутую и не слишком практичную с боевой точки зрения рукоять, на тонкую руку, в которых этот кинжал лежит… он стоял и думал, как правильно подобрать слова, чтобы не навредить.
Здесь, так близко к источнику нависшего над миром проклятия, нужно было быть осторожным.
Но прежде, чем он подобрал слова, вмешался командир. Элиас… Джон не был уверен в том, что храмовник сказал то, что нужно было. Поэтому, когда тот отошёл к костру, молиться, он все же подошёл к чародейке.
- Я всего лишь солдат, Эвелинн.
Ему хотелось сказать "девочка". Разница в почти тридцать лет позволяла. Но подобное обращение не вселило бы уверенности, а лишь подчеркнуло разницу в опыте. Джон хотел этого избежать.
- Мое дело – сражаться. Я иногда могу сказать пару правильных вещей, но, повидав с мое, начнешь понимать, что говорить. Я много плохого натворил, но у меня сейчас есть то, за что не грех сражаться.
Не грех умереть. Но мысли о смерти лишние сейчас ни к чему. Ни ему, ни чародейке. После только что случившегося. После потерь. Да и то, что сражался Джон за будущее для своей жены и своей дочери, было правдой.
- По мне тут вопрос не в том, кто чего достоин,…
Он бросил взгляд в сторону Фелиции.
- … не в том, на кого какая обязанность возложена была, не в том, кто кого выбрал, а в том, кто как больше пользы общему делу принесет. Был бы в церкви кинжал у меня, могли бы лечь все, без вспышки той. Так и впереди будет.
Вздохнул, посмотрев в сторону их пункта назначения.
- Не сомневайся в себе. Помни о том, что любишь, кого любишь – это лучше, чем мысли о великой ноше и прочем для поэтов работает. Попробуй понять, как еще раз светануть, чтоб всю эту нечисть повыносило. Нам это очень пригодится. А я пока…
Наемник взглянул в сторону приступившего к молитве командира.
- С командиром поговорю.
И замолчал в ожидании, пока Элиас и те, кто пожелал присоединиться к нему, молитву закончили. После чего подошел к храмовнику. Но тот уже отдал приказ. Решил на себя всю тяжесть дозора взять. На секунду в Джоне даже пробудилось сомнение, дескать, может и справится.
- Не сочтите за нарушение приказа, командир, но есть что доложить. В голову всякая чушь лезет, будто воспоминания чьи-то, но не мои точно. Понять надо, это мне одному кажется, или со всеми так.