Илль улыбнулась Элиасу грустно и благодарно, ей хотелось верить храмовнику, хотелось, но веры у проводницы было мало. Воспоминания о объятиях тьмы, опаляющий в своей надежде и разочаровании свет, давящая на плечи ответственность – слишком много для одного дня. Когда впереди показались болотные огоньки, Илль насторожилась, она что-то смутно слышала о таком, но внутренний голос, предупреждавший об опасности становился всё глуше и глуше, пока они шли. Музыка была прекрасна. Она заставляла забыть о сведённых от холода грязных пальцах, о противных кровососах, о вони и испарении болот, свете и тьме. Илль пыталась бороться, вызывала в памяти слова Фелиции, Элиса, обещание сэра Ко'Драпа, только ради которого стоило дойти, она пыталась молиться, но огоньки завораживали. С чего она вообще решила, что это зло? С чего её разум помутился настолько, что испугалась Звездочка светящихся окон собственного дома? Матушка, должно быть, ждёт и с ума сходит. Там тепло, уютно, там слуги помогут снять вонючую одежду, изготовят ванну с розовым маслом, там Хаармс сыграет ей на клавесине. Кажется, он и сейчас играет, Илль слышала слабый отзвук музыки, но разобрать, что именно слышит, не могла. Ей захотелось ответить брату, они часто играли и пели дуэтом. Илль вытащила из поясной сумки свирель, поднесла к губам, и нежная мелодия, сначала тихо, а потом всё громче и громче разлилась в воздухе, вторя клавесину. Она ускорила шаг, чтобы как можно скорее оказаться дома.