Джон, шумно выдохнув, вогнал шип гвизармы в промежуток между головой и доспехом мертвяка. Он потихоньку начинал находить подход к уничтожению ходячих трупов. С одной стороны, они не боялись колющих ударов, в которых и была основная сила оружия наемника. С другой стороны, их части крепились друг к другу куда хуже, чем у обычных людей, и обезглавить или отрубить конечность было не так уж и сложно.
Тут на удивление хорошо пришелся прием, которому Джона обучили в самый первый год службы – удар по сухожилиям. Боевая гвизармы вообще является своеобразным произведением оружейного искусства и жанре универсализма. Присутствует и рубящая часть для классических ударов, когда гвизарму используют как алебарду, и трехгранное острие, превращающее ее в аналог копья и, благодаря закалке, наделяющее ее способностью пробивать доспех, и шип, которым можно наносить рубящие, но лишь чуть менее бронебойные удары, и, наконец, изогнутое крюкообразное лезвие с заточкой в том числе и по обращенному в сторону владельца краю.
Последним-то и пользовался все чаще Джон. Сейчас, как уже было сказано, он вогнал острие поглубже, а потом, отведя оружие чуть вбок, резко рванул на себя, перерубая и шею, и практически вырывая куски ключиц и грудины. Это было технически сложно, требовало очень прицельных ударов, занимало больше времени, чем пара нормальных ударов, но давало замечательный результат. Разумеется, в бою с нормальными противниками этим лезвием пользовались иначе. Что-то отрубить или вырвать рывком на себя там было и невозможно, и не нужно. Обычно удара шипом хватало, чтобы нанести смертельную или близкую к оной рану.
Крюком перерубали сухожилия лошадям, и, хотя этот прием несколько раз спасал Джону жизнь, он не мог забыть обезумевших от боли глаз валившихся после этого на землю животных. Это, конечно, сомнительное милосердие, но он всегда тратил время, чтобы добить их, хотя формально эта обязанность лежала на следовавших за линией фронта фуражирах. Крюком также стаскивали и рыцарей, и вот уж к ним особого сострадания наемник не испытывал. Правда, и добивать их приходилось куда реже – выкуп никто не отменял, и любой случайно убитый рыцарь являлся прямым убытком роты.
Но иногда…
- Держать строй!!!
Джон заорал, видя как навстречу герцогу, неся какую-то ахинею про земли, титулы, дуэли и достоинства вышел один из храмовников. Более того, Толстяк, от которого подобной глупости собрат-наемник не ожидал, чуть не последовал за ним, обрушив свой молот вместо весьма неплохо разлетавшихся в стороны скелетов на одоспешенного мертвяка.
Заорал и закашлялся, забыв, что выдохнул почти весь воздух, нанося предыдущий удар, а вдохнуть даже забыл.
Держать строй. Многому научился в первые годы своей наемнической жизни Джон, и это правило было главным. "Пехота, - говорили ему. - Жива строем. Нет строя, нет и пехоты". И он хорошо запомнил эти слова. Для аристократов, которых на поля сражений вывозили, как на прогулку, упакованными в три слоя брони и под хорошей охраной, они могли ничего не значить. Но сейчас от строя зависела в буквальном смысле судьба мира.
Хотя не о ней думал Джон. А думал он, что, если прорвутся мертвяки, если доберутся до магичек, где-то там, через дни или недели, эти костлявые руки стиснутся на шеях Мириам и Ниэль. И что не будет им покоя и за горбом, даже если Мириам поступит как должно, и окончит все быстро. Что, быть может, эти души не попали к Создателю, и что это самая страшная судьба, которая не должна постигнуть его любимых.
И он орудовал гвизармой, ломая шейные позвонки, круша кости и подсекая ноги, чтобы стоящие рядом добивали уже лежачих. Потому что в таком сражении нет ни благородства, ни достоинства, ни честь, не важно, кто нанесет последний удар и с какой стороны это будет сделано. Главное – остаться в живых и победить.