Илль кулем упала на бревно подле мёртвого костра. Мешок скинула, спиной опёрлась. Поза вроде расслаблена, но посмотришь на проводницу и кажется, будто съежилась она, сдулась вся. Устало прикрыла глаза, чтобы не видеть тьмы. Пусть темнота обычная, будничная, что испокон живёт под веками, даст передышку, отгородит от ужаса хоть на пару вдохов.
Последние полчаса Звёздочка уже почти уверена была: заплутала, погубила всех! Пока шли, страх, как ядовитые пары, закупоренные в сосуде, сидел смирно внутри, а теперь выходил мелким ознобом, Илль трясло, словно в лихорадке, губы побелели, странная слабость навалилась: надо сказать что-то, встать, разжечь костёр, приниматься за стряпню, а сил нет пошевелиться даже. Глаза открыть и то сил нет. "Сейчас я чуть-чуть посижу и встану. Чуть-чуть. Совсем немножко".
И думать не хотелось о том, что дорога не такой сегодня была, как всегда, неправильной. Обошлось же. Вот он Лоттервиль. А страх на ухо шепчет зябко: "Не надейся, не обошлось!"
С трудом губы разлепила, не раскрывая глаз. Усилие пришлось сделать, чтобы заговорить.
– Странно всё, – пробормотала тихо, но внятно. – Тропа пустынна, когда такое было, шли, как на прогулке, и ветки знакомой поперек дороги я не приметила, и добирались мы дольше, много дольше, чем обычно. Опасаюсь я, что играет с нами тьма, надо бы поберечься.
А как тут убережешься? Сколько их уже сгинуло в той тьме...