Долгая дорога утомила эльфа. Не то чтобы он не привык к многодневным путешествиям, просто он не привык к многодневным путешествиям в спором темпе со сломанной рукой, на которую наложили шину в полевых условиях из палок и гов... ладно, верёвки. Не привык он и к хождению с хорошей шиной. Он в принципе за жизнь ничего толком не ломал, отделываясь лишь ушибами, разбитыми в кровь костяшками да прочими последствиями типичных драк.
Ранее доставались переломы лишь его носу, но экстраполировать полученный опыт на руку было крайне сложно, а потому монах страдал. Не картинно, как на фресках и в повествованиях о мучениках. Не как барышни в любовных романах и даже не как принцы из них же, а вполне по мирскому и тяжелому. Ему приходилось то и дело придерживать руку, выравнивать походку и вообще следить за собой не просто сохраняя ровность мышления, но еще и походки. Движений, дыхания, да черт подери всего!
От ярости, воспылавшей по причине несправедливости налилось кровью лицо и заходила ходуном грудь, отчего стало больнее и Эрскин осознал в очередной раз, что не зря его тренировали сдерживать себя.
Однако, больше всего монаха угнетала зависимость от остальных. Никто не сказал ему и слова обидного, но теперь монах не чувствовал себя важной частью отряда, скорее обузой и это лежало на его плечах, ухудшая самочувствие самым тяжелым грузом, не в пример рюкзаку с вещами.