Узнать о происходящих событиях в деревне. Казалось бы, что может быть проще? Крестьянам сподручнее общаться с себе подобными, чем благородному дону добиваться ответов от черни. И все они, паломники, прислуга, конюшие и охрана принялись исполнять распоряжения Исидоро-Роланда. Но уже после первого часа стало понятно, что люди – создания слишком нежные, слишком слабые и беспомощные, когда от них требуется предельное напряжение и самоотдача. Сколь сильно не была их преданность благодетелю, они были не в силах противиться своей природе. К закату, обессиленные и изможденные, все они попадали рядом с телегами, не в силах подняться, а один из четырех всадников не удержался в седле и так крепко приложился спиной о землю, что не мог подняться на ноги. Но прежде чем это случилось, стадо рассыпалось по Флавиобриге, изучило её сонными взглядами и вернулось с сообщениями об увиденном к Хосе, расходилось снова и возвращалось. И так до самого вечера, в то время как Хосе собирал бессвязные рассказы, пытался их хоть как-то структурировать и докладывать Исидоро Фернандезу.
Через час после рассвета около трех дюжин лодок ушло в море. В нескольких из них видели набитые чем-то мешки. Оставшиеся деревенские жители заливали горячее пепелище морской водой. Как позже узнал Исидоро, без помощи его стада. Хоть он и посулил помощь Домингесу, но, по всей видимости, рассвет все таки оказался для него проклятьем, по крайней мере в этот раз, и соответствующие распоряжения стаду ласомбра отдать позабыл. Примерно в это же время со стороны моря донесся стук молотков, скрежет пил, а через пол часа им начали вторить удары металла об металл. И эта какофония не прекращалась практически до самого заката.
Ближе к полудню снаружи раздались стенания и женские крики, но неведение длилось недолго. Исидоро доложили, что под пепелищем обнаружили обгорелые кости, рядом с которыми нашлось кадило на железной цепи, по которому местные и опознали остатки священника Иакова. Больше обгорелых останков на пожарище не нашли, как не обнаружилось и потерянных людей в деревне. Пламя поглотило одну лишь деревянную церковь. Она стояла на окраине деревни, а ветер в сторону моря. Еще через час отец Кастелло доложился, что похороны состоятся через два часа за околицей. Местные горячо благодарили Бога за то, что он послал им священника, ведь иначе божьего человека и отпеть было бы некому. А еще рассказал, что селяне не просят, конечно же, но перешептываются между собой, судачат и спорят, выйдут ли благородные сэр Роланд и его рыцарь проститься со святым отцом.
Выйти на свет божий, конечно, было бы смерти подобно.
За целый день музыканты не устроили ни одного представления. Что в общем-то было вполне объяснимо и понятно. А вот то, что с корабля на берег сошло всего лишь несколько матросов, которые зашли в таверну Ганса, справились о новостях, купили еду и питье и ушли обратно на борт, могло показаться странным.
А в остальном деревня жила своей жизнью, в тени настигшего её бедствия. Бабы ходили к морю стирать белье. Выставляли на улицу деревянные сушилки для рыбы, на которых вывешивали недавний улов вперемешку с бельем. Ребятня крутилась вокруг свалившегося как снег на голову колесного дворца, показывала пальцами, дивилась. Кто-то даже бросил камень в расписную деревянную стену, но быстро получил палкой по спине от одного из селян и больше сорванца не видели до самого вечера. На берегу начал вырастать небольшой замок из соломы и валежника, отдаленно похожий на дворец Исидоро. Прибывшие в свите мужики глазели на деревенских баб, чьи мужья либо ушли в море, либо были заняты разбором пожарища. Сельские мужики украдкой глазели на прислужниц Исидоро. Рыбакам, конечно, было сложнее, ведь сельские бабы были тут же, рядом, и строго следили за своими мужиками. Одному даже прилетело кочергой вдоль спины, после чего пострадавший схватил брыкающуюся жену под мышку и унес в дом.
Ближе к полудню, по призыву Исидоро, Домингес явился в его покои. Рассказ о Санчо Ариасе повторял и подтверждал полученную ранее информацию. Это был одинокий уставший от жизни мужчина, который затемно уходил в лес проверять капканы и ставить новые. Возвращался он после заката. Время от времени появлялся в таверне Ганса, чтобы продать ему мясо. Захаживал к Большому и Малому Торо, чтобы продать шкуры, зубы животных, починить инструменты, заточить ножи да подлатать ловушки. Когда Домингес услышал историю о случившемся безумии – перекрестился и забормотал слова, чем-то напоминающие начало Pater noster. Отошел селянин споро, но спокойствия ему поднятая тема определенно не добавила. Тем не менее староста рассказал, что Санчо Ариас жил в деревне больше шести лет и был очень странным и подозрительным человеком, чего остальные селяне если и замечали, то предпочитали не говорить об этом, ведь охотник был полезен, отзывчив и добр к ним. У него не было врагов ни среди местных, ни среди приезжих. Даже покойный Иаков не замечал ничего необычного, но именно Домингес сразу рассмотрел ту диавольскую метку, которая ввела охотника в безумный кровожадный припадок. На вопрос почему староста не предпринял ничего раньше, он ответил, что начал понимать все это только сейчас, а до того он, должно быть, оказался под действием каких-то чар.
Восприятие + Эмпатия: 3 успеха
Как бы Домингес ни старался, у него не получалось скрыть сквозящую в словах фальш. Вряд ли Санчо Ариас допустил бы даже тень сомнений, даже намек на подозрение в глазах деревенского старосты, который являлся каким-никаким, но авторитетом в деревне. Скорее всего Домингес, оказавшийся у ног благородного сэра Ролнада, боялся. Боялся за свою жизнь. Боялся за то, что его обвинят в соучастии, дружбе или даже симпатии к обезумевшему диавольскому отродью, и пытался, достаточно неплохо для деревенского жителя, отстраниться от охотника как можно дальше.
А вот рассказ о смерти Санчо казался вполне искренним. В тот вечер в таверне было многолюдно. Больше двух десятков матросов, деревенские относились к ним еще радушно, наслаждались твердой землей под ногами и выпивали, почти столько же рыбаков, что собрались вокруг Педро и слушали очередной рассказ о невиданном морском чудище, от которого матерый рыбак вновь увел свою лодку. Малый Торо о чем-то спорил с Хосе, местным плотником. Эльвира, в красном платье и с подведенными углем глазами, танцевала под гитару Диаса, то и дело ловя на себе похотливые взгляды. Сам Домингес слушал мальчишеские откровения монаха Анри, который грезил служением Господу и сетовал, что Иаков рассказывает ему о Боге не так как ему рассказывали на родине, у фарнков. Санчо пришел к Гансу в тот вечер и принес освежеванные и со спущенной кровью туши четырех зайцев и одного кабана. Они перекинулись несколькими фразами, после чего Ариас приблизился к матросам, справился о том кто такие и откуда явились, надолго ли. Представился. Познакомились. Затем немного посмотрел на выступление. Подошел к Малому Торо и Хосе. Спросил есть у кузнеца про гвозди, которые он попросил сделать еще вчера. Подошел к Эльвире, но ту уже обступили с пол дюжины матросов с предложениями непристойного характера. Он развернулся и вновь подошел к Гансу. Справился о здоровье деток, о том досаждают ли новые гости. Выслушал ответ. А затем, ни с того ни с сего, схватил Ганса за шею и начал бить головой об стол. На счастье последнего, рыбаки сидели рядом и вступились за германца. В ход пошли кулаки, ноги, глиняные кувшины, но свались невероятно выносливого охотника удалось только после того как Педро разбил об него в щепу деревянную скамью. Матросы, надо сказать, тоже бросились помогать успокаивать безумца, но рыбаков было слишком много и пробиться к буяну им не дали. Деревенские потом обвиняли их в трусости, малодушии, да и в целом с этого началось с приезжими… недопонимание. Сано не реагировал на слова и как будто бы не чувствовал боли. Он шипел и грозился убить кого-того. “Убью тебя. Ненавижу” – изрыгал он со невероятной ненавистью. А еще у него во рту видели рыбаки клыки, как у настоящего кровопийцы. Впрочем, после упокоения клыков этих уже не обнаружили, и староста счел, что привирают, наверное, селяне. А может и действительно дьявольская природа наружу полезла. Не знает он наверняка, но словам пьяных драчунов особо не верит. С другой стороны он сам видел, как яростно дрался Санчо Ариас и как четверых рыбаков уложил своими руками. Один до сих пор встать не может с кровати. Укусил его сволочь, в шею вцепился зубами и разодрал мясо до костей. Дальнейшие события слово в слово повторили уже известный Исидоро рассказ.
Отпустив Старосту на похороны, Исидоро послал Хосе за Педро-пьяницей. Чтобы тот явился после погребения Иакова к нему. А сам погрузился в размышления. Но находясь в особой “кондиции”, голова его сделалась тяжелой, а мысли отказывались складываться во что-то единое. Отдельные факты так и оставались разорванными кусками гобелена, которые не складывались даже в фрагменты рисунка.
Через несколько часов страданий, в покои Исидоро ввели дрожащего Педро-пьяницу. Хосе доложил, что как и было приказано, его трижды облили из ведер морской водой, посадили на коня и галопом гоняли две четверти часа, чтобы Педро просох, собрался с мыслями и ощутил ту высокую честь, которая ему была оказана. Пьяница бессвязно рассказал об увиденном. С его слов выходило, что минувшей ночью он задержался в трактире Ганса и отказывался покидать заведение даже после закрытия. Германец не стал упорствовать, оставил два кувшина орухи и ушел спать, а сам пьяница остался предаваться безудержной грусти и поиску смысла жизни. Когда первый кувшин был прикончен, а с второго только-только снята проба, природа позвала рыбака к себе. Он вышел на улицу, спустил штаны и увидел перед над крышками домов, загораживающих собой церковь, проблески пламени у основания церкви. Он хотел было побежать, чтобы не тратить ценную во время любого пожара жидкость попусту, но голову его повело в сторону и Педро побоялся, что не сможет подоспеть вовремя. Вместо этого он начал голосить: “Пожар, Пожар!”. Почти сразу он увидел одну или две зловещие фигуры, бегущие в сторону пирса, а вместе с ними, окружив чертей, бежали пляшущие оранжевые исчадия ада, которые очень быстро скрылись под морской водой близь пирса.
После этого Исидоро вновь призвал к себе Домингеса и подробно расспросил о Жименьесе Аньесе. Староста немало удивился, узнав, что сеньор Аньес пропал. После этого он поведал, что рыцарь со слугами был у него, спрашивал про Санчо Ариаса, Большого Торо, отца Иакова, моряков, а затем отправился к Большому Торо. После этого сеньора Аньеса Домингес не видел.
Тем временем солнечный диск скрылся за горизонтом и Исидоро, наконец, почувствовал облегчение. А в широкой прямоугольной скамье, отдаленно напоминавшей гроб и накрытой гобеленом, зашевелился Симон Беласко. В скамье, на которой восседал Исидоро Фернандез, пред которым стоял согнуты вполовину Домингес.