Исидоро степенно сложил руки на груди и еще раз взболтал вино в своем кубке. Он, конечно, также изучал и соизмерял Симона в своем уме все это время. Но о чем он думал там — под сводами своего черепа, за этим ведьмовским глазом — было сложно понять. Но он определенно о чем-то думал.
— Итак, вы, мой друг, считаете, что Альфонсо отпустил льва на свободу, дабы у того появилась возможность отстоять свое право властителя, м?
Каинит пригубил кровь в своем кубке. Он наклонился вперед и стало видно, что проклятый принц улыбается во всю ширь, которую позволяют ему его бледные уста и узкая челюсть.
— Интересный ответ. Романтичный в чем-то, если мне будет позволено так выразиться. "Романтичный" ответ не в смысле, подобный тому, что я слышал из франкских романсов, — а в смысле "римский". Или даже, быть может, греческий. Все же некоторые из них, этих древних язычников, думали — знали благодаря Гераклиту Темному! — что борьба есть отец всего и вся. Железа точит железо, а война и состязания позволяют лучшим подняться на свое законное место. Без них, без этих тягот и невзгод, что облагородят их, чем они лучше голой и грязной черни, чья участь подчиняться и быть управляемыми?
И снова вампир хихикнул.
— Я полагаю, что то ваши воинская профессия и ремесло подталкивают вас к такому ответу, м? Пусть так. Я обещал вам сказать свой ответ на эту параболу, так? Но, мне кажется, что сейчас вас больше волнует практическая сторона дела, ага? Все так. Давайте, сначала обратимся к этому вопросу. Я считаю, что в наших обстоятельствах скрытность — пусть обычно она и добродетель — является неким излишеством или даже пороком. Позвольте я поясню. Из того, что я услышал, господин Аньес уже попал в эту ловушку до нас. Он прибыл в Флавиобриги фактически также, как вы планируете прибыть. Один, в сопровождении лишь двух оруженосцев. Я полагаю, что он считал, что столь незначительная процессия не вызовет подозрений со стороны местных — а главное со стороны той незримой и неизвестной силы, что ждет нас там. Как мы видим, он просчитался. Он пропал. Его слуги пропали. Мне кажется очевидным, что наш безымянный враг, обитающий в этой никчемной дыре посредине нигде, ждал сеньона Аньеса и нисколько не был обманут его ухищрениями. Он нисколько не будет обманут нашими. Так почему же мы должны полагать, что не попадем в ту же ловушку, если последуем примеру нашего пропавшего друга? Все же этот пример уже показал себя неудачным и ошибочным.
Теперь вампир поднял свой бокал в чем-то, напоминающем воинский салют. Он спросил:
— Не лучше ли нам избрать другой путь? Не лучше ли нам явиться в силе?