— Итак, мой друг, продолжая наш разговор... — обратился молодой тиран к рыцарю после того, как двое других участника пира удалились.
Сеньор Исидоро указал своей хорошей и покрытой золотыми перстнями правой рукой в сторону закрывшейся за Раймондом Ги Фелаесом двери. Темно алая жидкость в его наполовину осушенном кубке плавно качнулась в такт его жесту и словам.
— Та басня о природе, которую я упомянул часом ранее, и которую господа де Лара и Ги уже слышали. Если вам все еще интересно, дон Симон, то частично она об одном из моих предков — короле Альфонсо Великом. Я полагаю, что среди людей вашей воинской профессии Альфонсо больше известен за свою победу над мавританским принцем Аль-Мунзиром при Вальдеморе. Тем не менее, я думаю, что вам будет небезынтересно узнать, что, кроме астурианской короны, он также унаследовал от своего отца Ордоньо настоящий зверинец — подлинный паноптикум и сокровищницу из сотен запертых в клетки птиц и животных: и хищников, и травоядных, и трупоедов. Прямо как у императора Гонория Августа был в Риме!..
Исидоро еще раз взмахнул кубком в пространном жесте, как будто бы пытаясь призвать из чистого воздуха видения и миражи, которые подтвердили бы истину его слов и продемонстрировали разнообразие, богатство и величие зверинца Альфонсо III. Он был странным существом, этот бледный мальчик с его костлявыми руками и шеей и темными волосами. С его ведьмовским красным глазом. Симон мог смотреть на него вот так, фактически лицом к лицу, и тот казался кем-то сделанным из прутиков и ниток. Рыцарю не составило бы никакого труда, чтобы протянуть свою могучую руку и сломать эти его тонкие руки и ноги. Они были даже податливее костей и плоти обычного человека.
Но вот Исидоро откинулся назад в своем пышном, обильно украшенном позолотой и резьбой кресле. Его лицо и руки цвета пожелтевшей кости были скрыты тенью. Только его злой кровавый глаз слабо поблескивал, отражая свет ламп. Когда он был этой фигурой во тьме, он уже не был лишь мальчиком из прутиков и ниток. Он казался чем-то несоизмеримо более опасным. Как будто бы не было даже какой-то четкой границы между его собственным затемненным силуэтом и окружающим его мраком. Все было так, как если бы то не мальчик-вампир сидел перед рыцарем, но часть чего-то куда как более древнего, громадного, могущественного и обширного. Часть чего-то титанического. Чего-то рожденного от инцестного брака Эреба и Нюкты.
— Ордоньо, отец Альфонсо, собрал у себя в Овьедо пленников со всех континентов мира! Громадные черные ящеры из Египта были там, и слоны Ганнибала, и павлины, которым еретики в Сирии, поклоняются как воплощению Люцифера и его падших ангелов! Великие кошки разной расцветки, и волки, и медведи, и кони, что бегают по земле и по рекам! Выдры и другие рыбы без чешуи, но с мехом! Пеликаны, которые в своем великом самопожертвовании готовы, как Христос, разорвать грудь, чтобы накормить опекаемых их птенцов хотя бы даже своей кровью!
Теперь Исидоро расположил кубок у себя на коленях и, как кажется, слегка наклонил голову вперед там, под скрывающей его вуалью тьмы. Должно быть, заговорив о крови, он снова почувствовал укол голода и решил уделить несколько секунд своему бокалу.
— Конечно же, был там и великий лев. Король и убийца всех животных в той же мере, в какой Альфонсо был королем всех испанцев и убийцей всех мавров… Хм-м, но, нет. Может быть, не в той же самой степени… Вы понимаете, то был ручной, усмиренный король. Он был доставлен в клетку еще львенком. Всю свою жизнь он прожил в ней. Его когти были подрезаны. Он не охотился ни разу. Старый Ордоньо делал это за него до того, как умер. Лучшие, cвeжaйшие куски мяса приносили этому льву на золотых тарелках — ему оставалось лишь выбрать. Лишь кивнуть в сторону блюда, которое он хочет получить. Лишь прорычать слабо и вольготно, оторвавшись на секунду от своей неги и дневной дремы, — и вот, его живот уже полон, а сам он насыщен.
Мальчик-вампир хихикнул, а потом покачал головой. Он продолжил:
— Унаследовав свой паноптикум мой милый Альфонсо приказал разбить все цепи и открыть двери всех клеток. Лев также был выпущен — а вернее изгнан! — на свободу. Никто доподлинно не знает, почему новый монарх решил сделать то, что он сделал. Я слышал разное. Одни говорят, что он считал этот зверинец слишком дорогим увеселением во время войны с Омейядами. Быть может, его натура воина презирала всю эту фривольность и бессмысленность. По мнению других, Альфонсо хотел за что-то уязвить тень своего отца-короля, а потому разрушил самую дорогую его сокровищницу. От кого-то я даже слышал, что им тогда управляли какая-то странная любовь к животным и желание освободить их. Как я сказал, я не могу говорить здесь о чем-то наверняка. Но иногда мне кажется, что я знаю ответ. Что я понимаю этого Альфонсо, жившего за века до моего рождения, пусть даже и лишь немного.
Исидоро поднял голову и посмотрел прямо в глаза Симона.
— Но, быть может, у вас самого есть какие-то идеи на этот счет, господин Беласко? Тогда, прошу, скажите мне. Вы дадите мне свою отгадку — я дам вам свою. Почему Альфонсо решил выпустить льва на свободу?