Чувствуя спинами взгляд как охранников "нового лагеря", так и нацеленные острия болтов и стрел, первопроходцы отправились устанавливать третий по счету лагерь в местности. И найти место для него оказалось на удивление сложным делом. Ветер из Пустоши, в которую, технически, они уже вступили, нес смесь пепла и мелкого песка, которая проникала повсюду. В сочленения доспехов, в рот, глаза, волосы… не сразу, во всяком случае, не при этом уровне ветра, но постепенно и неотвратимо. Заснувший на открытом пространстве гарантированно проснулся бы под хорошо если тонким слоем, но, скорее, был бы засыпан целиком. К счастью, у троих членов отряда были не просто спальные мешки, а полноценные палатки, две из которых являлись полноценными шатрами, в которых могли разместиться все путешественники. Единственным исключением стал не пожелавший спать с злыми людишками и нелюдишками крысолюд, которому, в итоге, пришлось выкапываться поутру из небольшого пепельно-песочного курганчика.
Часовые за время своего дежурства ничего не заметили, кроме разведчиков из "нового лагеря", наблюдавших за "новейшим лагерем". Численность их определить было сложно, но вряд ли наблюдателей было больше двух-трех человек.
Куда менее приятными были сны. Возможно, это было связано с какой-то остаточной магической энергией, сочившейся из Пустоши и лежащей в ее глубинах цитадели зла, возможно, просто впечатления от прошедшего дня сказались на эмоциональном состоянии, но всем без исключения этой ночью явились кошмары.
Виллесандре снился длинный путь, по которому нужно было обязательно пройти. То самое ощущение, когда ты уверен, но не понимаешь или не знаешь причин этой уверенности. Длинный прямой коридор со стенами из покрытого выщерблинами кирпича, сквозь трещины в котором сочилась вода. Коридор был освещен, но свет исходил будто бы из-за спины Виллесандры, и ее тень падала вперед, протягиваясь на добрый десяток метров. Она шла, шла и шла, но окружение не менялось, и выход из коридора не становился ближе или дальше, хотя и оставался отчетливо виден.
Кардос в своих сновидениях видел странную головоломку, выполненную в форме неправильного параллелепипеда. Сперва она выглядела как куб, но, прикоснувшись к ней, Кардос понял, что стороны ее отнюдь не равны между собой. На каждой из сторон было какое-то изображение, при пробуждении ускользнувшее из памяти, но обладавшее странным внутренним несоответствием. Полуэльфу удалось, вращая части головоломки, собрать ее так, чтобы это несоответствие исчезло, но, как только это произошло, в его голове раздался крик, и головоломка вернулась в исходное состояние.
Бой. В сновидении Вейланда продолжался бесконечный бой. Этот сон не раз являлся Криану, напоминая ему о крови, что текла в его жилах. Видение длившейся с начала времен битвы света с добром, дошедшей до своего апогея. Сейчас, во время мира, жители небес и обитатели бездны не сталкивались напрямую, а плели интриги в тварном мире, но Криан, как и многие другие, знал, что однажды добро и зло столкнутся в последней битве. И он знал, чьей стороне принадлежит его клинок. Он сражался, срубая одно порождение тьмы за другим, но их не становилось меньшее. А потом, за одно кошмарное мгновение, картина изменилась. Вейланд стоял по колено в изрубленных останках обычных людей, эльфов, полуросликов… и каждое лицо казалось ему знакомым.
Эйрин снился полет. Она летела среди облаков, и впереди был манящий свет другого мира. Это был тот момент, когда в сновидении ты начинаешь подозревать, что это сновидение, ибо нечто подобное может только сниться. Но это было прекрасное чувство, ощущение свободы, не сравнимое ни с чем, испытанным воительницей. Даже настоящий магический полет казался бледной тенью по сравнению с этим. Но мгновение счастья и свободы было мимолетным, и, ожидаемо, полет превратился в падение. Падение почему-то вверх. Перед тем, как проснуться, Эйрин увидела семь зловещих цитаделей, в глубинах которых чувствовались зловещие, чуждые людям эмоции и мысли…
Сновидение Крэкхэкса напомнило ему о его происхождении. Неприятно напомнило. Большая часть крысолюдов Врат Барда прибывали в город водным путем – в трюмах грузовых кораблей. И сон стрелка начался именно там. Он, вместе с десятком собратьев, прятался за ящиками с грузами, и ждал, пока покажется свет фонарей – откуда-то было известно, что разгружаться владельцы судна будут ночью. Ожидание тянулось мучительно медленно, и каждый шаг заставлял крысолюдов вздрагивать, и вжиматься в стены. Хотя по неписаным правилам Врат подобных пассажиров не трогали, а просто выгоняли с корабля, предоставляя собственной судьбе, всякое случалось. Неожиданно Крэкхэкс услышал стук молотков и грубые голоса моряков, говоривших что-то о компании и приказе. Затем за бортом раздался громкий звук плюхнувшейся в воду лодки. А еще через минут десять что-то с грохотом проломило борт корабля. Вода хлынула потоком, сбивая собравшихся крысолюдов с ног, несколько из них рванулись к грузовым люкам только для того, чтобы понять, что те заколочены намертво. И последние несколько минут своего сна Крэкхэкс захлебывался пресной и грязной водой…
Рику снилось нечто зеленое. Именно нечто – какое-то более четкое определение увиденному он дать был не в состоянии. Оно было аморфным, но иногда приобретало формы. Формы, приближенные к чему-то знакомому, но не до конца, как будто их лепил не вполне понимающий увиденное ребенок. Человеческие лица, в которых не было части костей, и поэтому они оплывали в стороны, деревья без веток, с одним сплошным покровом непонятно на чем держащихся листьев, дома, обладавшие только одной стороной, на которой держалась расплывающаяся за пределами видимости крыша, животные, двигающиеся так, будто внутри их не было ничего, кроме какого-то плотного, удерживавшего форму, желе…
Сон Табуна носил очевидно мистически-абстрактный оттенок. Магу снилось, как он идет по поверхности, которая замкнута сама в себя так, что движение неизменно приводило Табуна в ту точку, из которой он начал ходьбу. Первые несколько раз он поделал путь от начала до бывшего концом начала без каких-либо странностей, кроме необычности окружения. Но потом впереди появился высокий человек в капюшоне и синих одеждах, перевитых изображением белого дерева, в котором Табун узнал самого себя. Он тоже шел вперед, проделывая тот же путь, но постоянно на неизменном расстоянии от настоящего Табуна. Что бы маг ни делал, копия не реагировала, и лишь шагала вперед, не удаляясь и не приближаясь.
Сон Абертины был относительно обыденным поначалу. Ей снился один из многочисленных походов в логово монстров, в которых ей пришлось участвовать. С ней были собраться по вере, воины и паладины Миур, подготовленные к любым опасностям, надежные, опытные – те, кому можно без опаски доверить прикрывать спину. Они прошли сквозь нежить, как раскаленный нож сквозь масло, и ничего за их спинами не оставалось, кроме окончательно мертвой и чаще всего горящий святым огнем плоти. А затем нежить перестала сопротивляться. Зомби просто стояли и пялились на рубящих их рыцарей, скелеты замерли на месте, опустив сжатые в костлявых пальцах клинки и щиты, призраки зависли в воздухе… в этот момент Абертина поняла, что отряд окружен, и врагов становится все больше, хотя они ничего и не делают. Это дошло и до остальных членов отряда, и считанные мгновения спустя от нападения группа воителей Миур перешла к защите, собравшись в кольцо. После этого случилось что-то странное. Часть лица между глазами и ртом у нежити провалилась внутрь, как будто ее чем-то туда засосало, и все, зомби, скелеты, призраки – все уставились на миуритов этим черным треугольным провалом. Чем все закончилось, Абертина узнать не успела, проснулась, но вряд ли хорошо. Стоит ли говорить, что подобных событий на ее памяти точно не происходило?
Утро было хмурым, но на что-то лучшее рассчитывать явно не приходилось. Проснувшись, перекусив, подготовив заклинания и помолившись, искатели приключений направились к Лагерю с твердым намерением очистить его от "зелени" и ее хранителя.