01: ЭДДА О РЫЦАРЕ И ДРАКОНЕ
«Гибнут стада,
родня умирает,
и смертен ты сам;
но смерти не ведает
громкая слава
деяний достойных»
— Песенная Эдда
В день Ясного солнца это случилось.
В день Ясного солнца, в предвестник быстрого северного лета.
В день Ясного солнца, когда факелы горят ярко, мёд пьют обильно, пируют и восхваляют предков.
В то утро рыцарь из Коринна подошёл к воротам Каэр-Калидир. Он увидел древние башни над замшелыми стенами и россыпи длинных домов, чьи треугольные крыши касались земли. На голубом небе паслись облака, склонив тучные головы. Травяной зеленью дышал горизонт. Свежий ветер привольно играл в его лугах, лежавших окрест первого из замков Лунных островов — Каэр-Калидир, сердца Фир-Ффолк. Скальды пели, что его стены возвели боги. Другие сказывали, что их построил ещё старый народ, то племя из морских туманов, что мчалось по волнам на конях из морской пены. Правдой и ложью богаты мифы, но на всём Алароне не было иного замка, подобного этому.
Сложно теперь рассудить, как Алиса из Кендриков, Алиса вар-Кендрик, дочь Тристана Пьяного, внучка великого Свальда Сивогрива, заняла престол. На островах королём не рождаются — короля провозглашают, хоть и пожизненно. Иначе наследник, убеждённый в своём будущем, обмякнет телом и духом. Разве позволительно такое хозяину Каэр-Калидир, древнейшей из пяти Лунных цитаделей? И что справедливо для короля, вдвое справедливо для королевы: престол Аларона, самого крупного и богатого из островов, не знал женщины многие поколения. Быть может, и никогда не знал, но о том спрашивать стариков да скальдов. Жизнь других слишком коротка, чтобы поминать прошлое.
Но сделалось так, что совет старейших и мнение сильнейших сошлись, как вьюги сходятся в день Большой зимы. Что стояло за этим? Интрига, лихая удача, доблесть ли, добродетель? Никто не предскажет, глядя сейчас на королевский стол сквозь чад пиршественной залы, грозные крики и хохот молодых танов…
* * *
В ночи пылали факелы. Огонь в громадном очаге ревел, равняясь высотою с палубой драккара. Под высокими сводами, сложенными из дикого серого камня, носилось эхо голосов. Дым коптил узкие окна, за которыми ненасытно свистел ветер. Лаяли псы, метясь меж ногами. Дюжину дюжин воинов и весельчаков пригласили во внутренние покои на знаменательный день Ясного солнца — самый счастливый, самый жизнеутверждающий день, когда суровая погода являла людям милосердие. Весь день танцуют, пьют и играют, а к вечерам собираются перед очагами на большой пир. В такой день начинаются большие набеги, играются свадьбы и устраивают состязания. Нет лучшего дня, чем дать зарок о подвиге, открыть любовь или принести клятву. Ведь известно: тому, кто клялся Ясным солнцем, благоволят боги. Того, кто нарушил клятву, они не щадят.
Яркие как медь волосы Алисы вар-Кендрик были видны издалека. Её скуластое лицо усыпали веснушки, а ширина торса не уступала крепкому воину. Высокая и статная, Алиса казалась литой копией почившего отца, буйного Тристана Пьяного из Кендриков. Впрочем, приметнее всего оставались её жгучие глаза. Королева смотрела в лицо прямо и жёстко, бросая вызов каждому, кто приближался к её столу для выражения почтения... или для других затей. Сколько молодых танов, ярловых сыновей и даже обогатившихся брютов подбивало к ней сальные клинья! Но супружеское кресло Алисы до сих пустовало. И, коли судить по минувшей зиме, новоизбранная королева свою власть не отпускала.
В досужих беседах не узнать правды. Но говорили, что в походах на Берег Городов Алиса, тогда ещё вовсе не королева, а походный хирдманн своего отца, встретила давнюю и несчастную любовь. С тех пор меч стал ей милой сладостью. За столом никто не открыл, видал ли он, как крутится королева со своим мечом, али с чьим-либо ещё. Однако зоркий глаз мог углядеть на спинке трона ножны с широким морским клинком. Звучные песни и звонкие монеты не впечатлят королеву. Рыцарь знал — чтобы заслужить внимание, он должен потребовать подвига. Чтобы во всеуслышание было названо деяние и запрошена цена.
* * *
В зале жарко, тепло, хорошо. Длинные столы ломились от блюд. Мёд лился рекой, а кто не хотел мёд, пил брагу, кислый норландский сидр или дремучее пойло с лесных берегов Гвиннета. Зубы впивались в поджаристые свиные бока и говяжьи вырезки. Горячо шипел картофель, печёный в куриных ломтях. Свист, звон и стук кулаков перерастал в многоголосый гомон. Путались мысли, тянулись к чему-то запретному и великому. А очередной меховой пёс клал слюнявую морду на колени, выпрашивая кость.
Среди присутствующих на королевском помосте почётное место занял одноглазый хэрсир Снорри из Сундерштаада. Он помнил старика Свальда. Помнил Великий Набег Норланда, опустошивший вассальный остров Омман и земли запада: Кодвиншир и Айтелар. Рядом сидел новоиспечённый и яркий конунг Тальфолка, молодой Магнус вар-Карлссен, а по другую сторону — непримиримый противник последнего, черноволосый хитрец Кристен вар-Брегонд. За резным креслом королевы, устланным шкурами медведей, маячил гигантский тан Оле, немой хранитель трона. Прочие места достались менее приметным людям.