Образы хаотично смешивались, накладываясь один на другой. Её кожа ощущалась слегка влажной от горячего бреда, то и дело вызывавшего тихие стоны и непонятные фразы на кажущемся эльфийским, но более резком, щипящем и объемном языке. Короткие, емкие слова ощущались ругательствами, но Валиндра скорее мычала их носом, в моменты, когда за трепещущими ресницами проглядывали белки глаз. Когда целительница оказалась рядом, хаос образов уже шел на спад, полукровка лишь прерывисто дышала, постепенно обретая чувствительность и... боль.
Сколько раз она умирала в вихре танца, снова и снова падая от ударов длинного клинка, зажатого высокой прекрасной дроу в двух руках. Она пыталась одолеть её раз за разом, но что-то мешало, какое-то ощущение неправильности. Кажется, рукоять лежала в ладони как-то неестественно, непривычно... но Валиндра не понимала, почему. Продолжала сражаться, не обращая внимания на раны и боль. Боль, что становилась все сильнее, концентрировалась в запястье, растекалась по телу...
Светло-ореховые глаза с алыми прожилками распахнулись внезапно. Она поначалу не могла совместить реальность и бред вместе, поэтому глядя на необычную лесную эльфийку, застывшую над ней, смогла лишь удивленно промямлить:
- Сеанин? Но я не из твоего... почему? А... ох, я не мертва, так ведь?
Взгляд, скользнувший дальше, расставил все по местам. Сестра и две волшебницы на диване, всегда слишком брутальный эльф на полу, недавняя знакомая, еще какой-то стремный эльф и, похоже, жрица, или кто она там с волшебством, пронизывающим её тело и принуждающим кровь течь правильно, ссадины и порезы затягиваться, а грудь дышать полноценно? Это было не важно, потому что первое, что поняла Валиндра - это то, что она вцепилась в подлокотник только одной рукой. Память услужливо вернулась, заполняя бардессу липким, холодным гневом. Она вежливо отодвинула целительницу в сторону, слегка пошатываясь поднявшись со стула, еще раз окинула всех взглядом и сморщилась, собираясь завопить. Однако резкое движение левой рукой пришлось прямиком на чашку с чаем, и хотя оная тут же разлетелась в дребезги об пол, горячий чай из нее ожег последнюю оставшуюся ладонь весьма немилосердно, так что заорала Валиндра не только от злости, но и от боли.
Следом за воплем креслу достался жестокий пинок носком сапога, что так же вызвало вторичную боль, но что угодно было лучше, чем ощущать пульсацию в обрубке. Поэтому следующим компенсатором стала рукоять ножа, спрятанного до поры в голенище сапога бардессы. Раз за разом она ударяла себя по бедру, ходя по комнате и виртуозно ругаясь на четырех языках. Время от времени пылающий взгляд вонзался в эльфа, эльфийку и рыжую плутовку, но девушка не переходила к действиям. Лишь успокоившись окончательно и прооравшись, что заняло не менее пяти минут, она остановилась перед Имоэн и, нацепив на лицо, обрамленное растрепанными волосами, крайне меланхоличное выражение заметила:
- Это будет стоить тебе минимум пять сотен золотом, поскольку именно столько в храме берут за исправление... недоразумений, цыпочка.
А затем, спрятав нож, Валиндра вернулась в кресло и тупо уставилась в пространство, остановив взгляд на свертке. Ей не нужно было пояснять, что именно в нем было.
- Я так понимаю, Горан не придет? - Мрачно бросила она в никуда, словно подводя итог, а не задавая вопрос. Ей было не впервой терять товарищей, хотя полуорк, при всем уважении, настоящим другом им стать даже не успел, поэтому бардесса лишь поморщилась, не пролив ни единой слезинки. Его потеря могла стать... неудобной в будущем.