Уж как старательно Эльфрида учила формулы! Чтобы от зубов отскакивало. Не на страх, а на совесть. Штурмовала их с таким рвением, словно не чары готовила, а грозную прокурорскую речь. В перерывах шипела на своих обидчиков, воображая их стоящими перед собой с виновато ссутуленными плечами: «Вы еще у меня попляшете! Шкуры такие! Будете знать, как задираться ко мне, нахалы!» Подвальные мыши, высыпавшие из нор разузнать, с чего бы вдруг такой шум, недоуменно переглядывались и шушукались между собой. А кот, который вылизывал шерстку в противоположном углу коридора, застывал с высунутым язычком и опасливо зыркал на чародейку. Вот сейчас она вызубрит чары, потом гордой павой вплывет в лазарет, потом исцелит противного грубияна, а потом, уходя, эдак снисходительно, с холодком бросит через плечо: «Ладно уж, так и быть, прощаю вас, мерзкий мужик. Только больше не обзывайтесь. И дурацкие жесты не показывайте. Ведите себя культурно. А не то в следующий раз схлопочете по лбу!» Представила — и даже на душе полегчало.
Спустя некоторое время люк наверху заскрипел, вливая во мрак небольшую порцию дневного света: в подпол спустился Талас. Эльфрида поначалу перепугалась, решив, что это солдат, резво пихнула книгу в котомку и схватилась за молот. Но, когда мерцающий артефакт осветил буйную рыжую шевелюру, облегчению ее не было предела: Талас — самая подходящая компания для грустного затворничества в норке. Он хоть и вредина, но молчун, а значит, не станет докучать ей пустой болтовней.
— Хм... Здесь что-то происходит? — задумчиво огляделся вокруг следопыт.
— Это как сказать, — таинственно сощурилась чародейка. — Помнишь, что говорила Калехеда об этом месте? Оно напичкано секретами, как, ммм... пчелы медом? медведь пчелами? а, как медведь медом! Когда-то здесь проходила граница между царствами Клевера и Фенрада. Наверное, тут происходят всевозможные искривления, ммм... магического эфира.
Эльфрида снова прислонила молот к стене и вытащила из котомки гримуар. Уголки нескольких страниц загнулись, когда она впопыхах прятала книгу.
— Между прочим, я подстрелила мужика, — похвасталась девушка, запрыгнув на бочку и болтая ногой. — Здоровый такой, как лось, представляешь? Морда — во, пузо — во, глазищи так и сверкают! Стоит такой, скалится, в зубах — чья-то кость, может, зубра, а может, вепря, и дым из ноздрей — жуть! — Вряд ли солдат был таким уж огромным, но воображение чародейки и темнота преломили его до нужного размера. — Я, значит, подхожу, говорю... эм-эм, «сдавайся» говорю на эльфийском, а он только знай вращает кровожадными зенками. И рычит вот так: р-р-р-р. Ну, я и выстрелила. Прямо в коленную чашечку, представляешь? Сразила его наповал. Тут прибежали из лазарета. Охают, ахают, всплескивают руками: «Ой, что же вы наделали! Это был полезный в хозяйстве мужик!» А Эдлар — седой лекарь — говорит так печально-печально: «Я был о вас лучшего мнения, Эльфрида». Представляешь? Но ведь так же нечестно! Потому что мужик первый начал! Ну, я и возмутилась. А теперь даже не знаю, что и делать: вправить ему колено или лучше наложить на него какие-нибудь зловредные чары? Наколдовать, скажем, хм... рой комаров или мух у него над макушкой?.. Э-эх...
Она протяжно вздохнула, слизывая выступившую на исцарапанном пальце кровь. Открыла гримуар и стала расправлять мятые уголки. Следопыт между тем опустился на корточки перед котом, достав из-за пазухи тонко нарезанные мясные деликатесы, пахнущие душистым перцем и чесноком. Чародейка, у которой с утра еще маковой росинки во рту не было, повела носом и проглотила слюну.
— А Кокс у тебя — царапка, — пожаловалась она безо всякой видимой связи с предыдущей темой разговора. — Он тут потерялся и жалобно мяукал. Я хотела его погладить, помучить — совсем чуть-чуть! — а он... Эй, что ты делаешь! — Она захлопнула книгу и молнией ринулась к следопыту, встряв между ним и котом. — Собираешься его накормить? Он же лопнет! И без того уже стрескал в один присест целую рыбу! Дай-ка это сюда.
Она цапнула у Таласа кусочек сыра и мигом отправила его в рот. Цапнула славный кусок ветчины и тоже торопливо сжевала. Цапнула ломтик неизвестно чего, с сомнением обнюхала его, но все равно съела. Потом вдруг образумилась. Смущенно захихикала, заливаясь настолько густым румянцем, что его не скрывал даже полумрак. Но, вспомнив, что ей положено предаваться вселенской скорби, тут же вернула на лицо серьезную и глубокомысленную гримасу.
— Скажи спасибо, что спасла твоего кота, — кашлянула она в кулак. — А то ведь растолстеет и перестанет ловить мышей. Ладно, так на чем мы остановились? Исцеление или чары? Что ты думаешь, м?