Комнату огласил заливистый хохот. Эльфрида ошарашенно дернулась, разинула рот, а поскольку вдобавок у нее подкосились колени, ей пришлось ухватиться за край стола, чтобы чего доброго не грохнуться в обморок. Смеялся, как оказалось, Стриж, и смеялся так громко и непринужденно, словно ему рассказали уморительный анекдот.
— Эльфрида, — ухмыльнулся плут, отсмеявшись, — у вас появился ревнивый поклонник! Правда, зрение у него не очень, но это ведь не самое важное, правда? — Белые зубы сверкали, черные глаза открыто насмехались над багровым от злости драгуном.
— Да что вы себе позволяете! — запальчиво вскрикнула девушка, совершенно забыв о манерах, да и вообще обо всем, что ее занимало еще минуту назад.
В ней закипело неожиданное для нее самой бешенство при мысли о том, что этот бесцеремонный, бессердечный нахал совсем не щадит чувства Отто. Она так взволнованно, так тщательно выверяла слова, объясняясь с терзаемым тяжкими думами другом, а этот... этот грубиян! этот наглец! язвит, издевается, игнорирует вызов драгуна, а в довершение всего посылает его к черту!
Призвав на помощь все свое самообладание, она постаралась как можно спокойнее и тверже произнести:
— Отмар вовсе не мой поклонник. Не стоит приписывать ему низменные потребности. Он просто пал жертвой своих заблуждений. И все из-за вас, между прочим! Вы ведь не потрудились ему объяснить, что там, в лесу... в общем... ничего такого, что он подумал. — Как же ее раздражало, что Стриж совсем не пытается оправдаться, а только дразнит и подзуживает драгуна!
Плут между тем вальяжно расположился в кресле. Он поглядел на живописно растрепанные волосы и пылающее гневом лицо чародейки и невозмутимо, с нарочитой почтительностью спросил:
— Надеюсь, я вас никоим образом не обидел своими резкими высказываниями?
Взгляд его был прямым и дерзким, вызывающим, как у пирата. Когда его темные очи встретились с испепеляющим взором Эльфриды, в них как будто появился бесстыжий блеск. Во всяком случае, так показалось волшебнице, у которой опять побежали мурашки по коже. Ах, с каким удовольствием она бы сейчас вцепилась ноготками в его красивое насмешливое лицо!
— Да вы... вы... — она никак не могла подобрать нужное, достаточно резкое слово. — Уххх, вы просто невыносимы! — топнула она каблуком и, тряхнув пшеничными локонами, ринулась вон из комнаты, намереваясь с шумом захлопнуть за собой дверь. Увы — дверь по закону подлости оказалась в другой стороне.
«Выйду, подышу», — донесся до волшебницы голос Таласа. От чувства неловкости напитанный влагой воздух показался ей удушающим, как будто вместо летучего запаха свежести и прелой травы, приносимого ветром с холмов, комнату наполняла одна лишь застоявшаяся солдатская вонь. Эльфриде тоже надо было немедленно выйти и подышать. Она развернулась, ища взглядом выход, и почувствовала, как кто-то оттаскивает ее за тесьму на одежде в сторону. Тесьма зацепилась за перевязь на мече следопыта и уже оттянула ворот толстотканой просторной робы, в вырезе которого показались стянутые корсетом нежные полукружия грудей. Волшебница коротко взвизгнула, схватилась за тесемку и бросилась вслед за Таласом, наталкиваясь на его спину и тяжестью своего тела выталкивая его в дверь. То есть из двери. В смысле, по ту сторону выхода.
— Вот негодяй! Покусала бы, если б могла! — прошипела она, пнув носком башмачка захлопнувшуюся дверь, а затем выхватила из котомки твердый ком леденцов и изо всех сил швырнула его о стену. Причем неизвестно, кому в большей степени адресовалось ее заявление и посвящался последний жест: Стрижу или Таласу, который едва не раздел ее на людях. Сообразив, что предстала перед рыжим бродягой отнюдь не благовоспитанной дамой, она густо покраснела, кое-как оправила робу и резво сбежала вниз по винтовой лестнице. Стремительно преодолев обнаруженный внизу коридор, она влетела в какую-то темную комнату и там, сделав пару глубоких вдохов, выругалась самой цветистой и грязной бранью, которую только слышала из уст пьяных гномов.