Одним лишь упрямством Эльфрида удержалась от паники, не позволив возобладать над собой внушениям волкомрака, хотя страх уже овладел ею, и дым, источаемый чудищем, обвился вокруг нее. За его извивами сгущался и без того крепкий раствор ночи в дожде. Сквозь мрак теперь не проглядывалось ни единого силуэта — только красное, жаркое мерцание глаз врага в пелене отвесно летящих капель. Большие и круглые, как отдушины кузнечной печи, они приближались, полыхая и сыпля искрами преисподней.
Насилу совладав с губами, с трудом выжовывая каждый звук, волшебница наконец смогла произнести заклинание. Одновременно с этим из-под белых от напряжения пальцев девушки (они по-прежнему крепко сжимали торец гримуара) полетели строки читаемой формулы. Излучая зыбкий молочный свет, они плыли в потоке незримой энергии, по-рыбьи снуя между струями ливня и целясь прямиком в огневеющие глаза монстра. С минуту светлая магия понапрасну боролась с темной, и волшебница мысленно проклинала свой дар, но вот вспыхнула новая молния — и пронзила массивные буфы туч, и чары, словно подкрепленные силой неба, наконец-то пробились сквозь черный заслон.
«Благодарение Клеверу!» — выдохнула Эльфрида ни жива ни мертва.
Огни рубиновых глаз взвилось ярко, как два костра, и сразу опали, обессиленные, как если бы порождение тьмы сначала гневно вытаращилось на противницу, а затем в одно мгновение растратило весь запал. И все-таки, отказываясь признавать себя побежденным, оскалилось, зарычало, щелкнуло мощной пастью — и прямо в этом движении распалось на мокрые хлопья пепла: сначала клыки, морда, шея, а затем и все остальное...
Эльфрида повернулась к Таласу, едва рассыпалась морда твари. Уже заканчивая полуоборот, она увидела следопыта придавленным, окончательно втоптанным в грязь «его» волкомраком. Дождь омывал неподвижного полуэльфа, примешивая ручейки его крови к мутной луже под ним, а на плече у него, очерченный контурным светом луны, просматривался край безобразнейшего укуса. Взгляд Эльфриды переметнулся на морду бестии: волк с сытым видом облизывал испачканную в крови пасть.
«О Клевер!» — простонала девушка, будто это ей, а не Таласу, изгрызли плечо, а после еще и провернули в ране зазубренным лезвием. Обида, злость и негодование воспламенились в ее жилах жгучим эфиром — и сильнее всего ее уязвило то, с каким небрежением тварь топталась по следопыту — точно по бесчувственному бревну, по тупому чурбану для рыцарских тренировок. Эльфрида порывисто бросилась к другу. «Талас! — позвала она. — Ты ведь не умер? Талас?!»
Ливень превратил грязь в густую реку, и девушка, пробежав всего пару шагов, увязла по самые голени в месиве размякших помоев, соломы, щепок, песка, навоза и бог знает еще какой скверны. Выпутываясь, она увидела, что помощник друида, добрейший дворняга Ларс, треплет обидчика Таласа, как бешеный волкодав. Пес и волк сбились в один разъяренный клубок, в дымно-шерстяной растрепанный кудель и с лаем и подвыванием катались по узкому ходу.
Девушка удивилась напору собаки — Ларс оказался сильней, чем она ожидала. Но, увы, драка преградила ей путь к следопыту. Кривясь от досады, она отступила назад. Прислонилась к стене, спрятала книгу, вынула порошок Далаголя и наскоро смешала активные вещества с основой. А пока взбалтывала лекарство и пропитывала им ткань, Стриж незаметно подкрался к лающим драчунам, извернулся, изловчился — уж в чем в чем, а в этом он как следует наторел — и ткнул острием рапиры точно между ушей чудовища.
— Опередил меня... — позавидовала волшебница.
Услышав за плечом чье-то сопение, она испуганно обернулась. И едва не ушибла молотом Отто. Драгун ощупывал ребра, переводя дух после победы над «своим» волкомраком. Некогда великолепный плащ гнолльего вожака свисал с него рваными лоскутами.
— Отмар, — спросила она, — вы в порядке? Сколько еще осталось этих поганцев?
Отто промазал невидящим взглядом мимо нее и, меняясь в лице, взволнованно вскрикнул:
— Талас, погоди! Твое плечо!
— Да-а вы-ы задрали! — раздалось грубое рявканье следопыта.
К несказанному удивлению девушки Талас твердо стоял на ногах. В здоровой его руке серебрился фамильный меч, а раненая, вся в крови и обрывках ткани, болталась вдоль тела безжизненной плетью. Бодро чвякая по грязи, Талас как ни в чем не бывало прошлепал во двор.
— Но ты же... ты же... — только и разинула рот Эльфрида. — Отмар, он разве не умер? Куда он с такой рукой? Он что, окончательно сбрендил? Или... А-а-а, — догадалась она, — он притворялся мертвым. Тактическая хитрость.
Нахмурившись и сжав в кулачке компресс, она поспешила за полуэльфом. Обогнула угол сарая и оказалась перед круглым двором — самым что ни на есть заурядным двором затерянной в глуши крепости; все его богатство составляли пустые бочки, десяток понурых флагов, битое колесо от телеги да несколько масляных каганцов. Одно лишь нарушало обыденность обстановки: люди, павшие злой и нелепой смертью, укутанные, точно саваном, призрачно-белым светом луны. Люди? Или, вернее, то жалкое, что осталось от них? Растерзанные, сведенные предсмертной судорогой тела, части тел, бесформенные ошметки, глянцевитые осклизлые внутренности — мягкие, точно черви, синюшные, бледные, страшные... Анатомический театр заполнял все пространство между стенами трех построек и громоздкой герсой ворот, а в центре...
Девушка обомлела, пряча компресс и торопливо пятясь за бочку.
...В центре бились свирепые великаны: лев с глазами чистого золота и волк цвета сажи о трех головах.
По кратком размышлении волшебница опознала в первом из великанов друида, который просто-напросто перекинулся львом. Но волк... Доселе столь диковинные создания попадались ей исключительно на эстампах доктора Дракса, да еще, быть может, в геральдике, на гербе маркграфа фон Рыквига... Господи, что он вообще такое? Химера? Наваждение? Демон? [1]
Но стоило ей ненадолго задуматься, как по небу вновь прокатился гром — куда басовитей и оглушительней прежнего. Гроза, утихомиренная близ амбара стенами крепости, на открытой площадке визжала и грохотала во всю мощь своей неукротимой натуры. Девушка содрогнулась, потерла заложенное ухо. Каким-то непостижимым образом ощутила, что в этот самый момент Адетта Блейк Эверсан, вскинувшись от тяжелого сна в измятой и потной постели, крепко сжимает свой колдовской медальон и молит Шеалу охранить ее внучку.
— Помоги нам Клевер, — тихонько прошелестала внучка, тоже коснувшись своего медальона.
А Талас уже тараном вбегал в трехголового демона, вкладывая в боевой клич всю отвагу, на которую был способен, и вихрь его рыжих волос горел в ореоле лунного света как факел. Угасший было эфир вновь воспламенился в жилах волшебницы, но на этот раз не от гнева, а от некоей дивной, окрыляющей разновидности восхищения. Вдохновленная безрассудной храбростью следопыта, она вышла, а точнее, выскочила из укрытия с готовностью до последнего сражаться со Смертью, и чудилось, будто вокруг нее закружились те же искры огня, что давеча сыпались из глаз волкомрака. Следуя по краю двора, она переходила от одного искалеченного тела к другому; прислушивалась к дыханию, щупала пульс, разрывала грязный подол и, преодолевая сильнейшую дурноту, накладывала повязки на раны тех, кто еще подавал признаки жизни.
Отрешенная от всего, кроме спасения умирающих, она не видела боя, но слышала его адскую музыку, его черно-кровавый реквием, от которого во всем теле стоял непрерывный нервозный гул. Слышала скрежет, и рык, и брань, и победоносные возгласы, и после — проклятия поверженной твари. Слышала вздохи усталости, облегчения. Слышала хорошо, даже слишком отчетливо. Но не подняла головы, пока не забинтовала последнюю рану.
Вытерев о подол окровавленные ладони, она посветила молотом на друзей. Трехголовая тварь испарилась, дохнув напоследок едкими миазмами. Отто закашлялся, будто конь, которому подмешали перья в овес. Друид в облике льва с его обостренным нюхом тоже страдал от смрада (и, кажется, больше прочих). Ларс, храбрейший из псов, зализывал раны. Стриж заводил знакомство с девушкой... с женщиной, которую Эльфрида заметила только сейчас. Темноволосая, статная, стройная, одетая в плащ и мужскую одежду с поправкой на некоторые детали, призванные подчеркнуть женственные округлости, она показалась волшебнице смутно знакомой. Во всем ее облике ощущались твердость опытной командирши и резвость породистой гончей — те же черты, что Эльфрида замечала у... Отто? Кокс тоже решил познакомиться с женщиной, но в ответ на ее заигрывания только скептически щурился и неохотно мяукал.
А Талас, шатаясь, медленно плелся под крепостную стену. Сползши спиной по неровной кладке, он вынул бинты и принялся неуклюже бинтовать изувеченное плечо, помогая себе зубами.
— Эй, Талас, пст-пст, — тихонько позвала магичка, подкрадываясь к нему. — Не знаешь, кто эта раубриттерша?
Ответом ей было болезненное пыхтение.
— Ты куда больший сумасброд, чем я думала, — приподнято щебетала Эльфрида. — Твой клич и прыжок на трехглавого демона... Конечно, с пафосом вышел некоторый перебор, но, клянусь священным трилистником, твой поступок был более героическим, чем финал «Роджера из Полесья»!
Желая видеть реакцию, девушка поднесла молот к несчастному следопыту и только теперь как следует его рассмотрела. В лице его не было ни кровинки; зубы отбивали мелкую дробь; пальцы тоже дрожали, и мокрые ленты ткани, бурые от крови и гноя, то и дело выскальзывали из них.
Ахнув, девушка отбросила в сторону молот, рухнула на колени перед беднягой, достала смятый компресс, инструменты из парикмахерского набора, велела терпеть: «Вероятно, самую малость пощиплет», — и принялась аккуратнейшим образом исправлять то нелепое безобразие, которое рыжий успел соорудить. Каплей противоядия она обработала рану, поверх наложила алхимическую припарку [2], стрелы вынула из бинтов, приспособив в качестве шины обломок доски от бочки, а после аккуратно перемотала плечо, пропустив последний бинт за шеей бледного полуэльфа и подвесив на нем согнутую в локте и зафиксированную руку.
— Ну вот, — полюбовалась наконец результатом, — теперь ты как новенький. Через денек-другой сможешь держать укушенной лапкой ваши басурманские палочки для еды. Ммм... А не пора ли нам подкрепиться? Поищем какое-нибудь тихий угол?.. Но как же ты дрался с таким увечьем? В тебе что, пробудилась ярость берсерка?