Дорога была усыпана золотом. Оно опадало с узловатых ветвей вековых кленов, гордо стоящих вдоль дороги, планировало, замысловато кружась в невидимых потоках стылого осеннего воздуха, и приземлялось на вымощенное истертыми булыжниками полотно, где шуршало и хрустело под подошвами твоих сапог, будто старый иссохший пергамент. Кроны смыкались высоко над головой, укрывая от пробивающихся сквозь клубящиеся сероватые облака лучей солнца и образуя переливающийся янтарными отблесками купол. Казалось, что дорога застыла во времени и будет теперь бесконечно стремиться вперед, лениво поворачивая то чуть левее, то чуть правее, как делала это на протяжении последних нескольких дней. Ты не имела ни малейшего представления о том, куда идешь. Уже много дней ты не видела ни одного поселения, ни одной стоянки. Никакого признака цивилизации, за исключением широкого каменного тракта под ногами без единого указания, единой отметки, скрытой или явной, о том, кем и для чего он проложен, и куда он ведет. Ты ночевала прямо здесь, в редких прогалинах почти у самой обочины, не отходя в сторону и пары десятков шагов и продолжая путь, стоило только заре робко прочертить тонкую полосу на горизонте.
Порой, к тебе в голову прокрадывалась столь чуждая твоему характеру мысль о том, что ты уже давно не имеешь четкого представления, куда именно нужно идти, о том, что теперь, когда ты не готова идти на все четыре стороны света, дорога, которой ты доверила свою судьбу, может тебя малодушно предать, незаметно увести прочь или оборваться слишком рано. Возможно, эта мысль могла бы со временем извести тебя, заполнить собой твой разум наяву и каждую ночь мешать тебе забыться в мире снов. Это могло быть возможно, если бы в этот раз тебя не вело вперед какое-то смутное чувство. Интуиция. Или, быть может, чей-то зов. Это чувство ненавязчиво подгоняло тебя, говорило нигде не останавливаться и никуда не сворачивать. Просто идти и верить безмолвному окружающему миру. Оно же и подсказывало тебе, что мир вокруг хранит молчание не просто так. Ты уже пересекла ту незримую границу, что отделяет земли людей, от земель им не принадлежащих. Поэтому здесь царило такое умиротворение. Ни людей, ни зверей, ни птиц. Даже воздух здесь отличался: он казался неуловимо чище, он пах дождем и тонкими нотками миндаля. А еще он был значительно теплее днем и холоднее ночью. И если ночные холода, будучи хорошо приготовленной к долгому, тяжелому и непредсказуемому путешествию поздней осенью, ты переносила без особых проблем, закутавшись в теплую одежду, то неожиданное для такого времени года тепло заставляло тебя обливаться потом.
Этот день начался так же безлико, как начинались и все предыдущие, но уже задолго до полудня стало ясно, что сегодня дорога, наконец, вырвется из своей ловушки безвременья. Некоторое время ты отмечала, что тракт начинает идти под уклон все сильнее. Теперь же он переходил в длинные и широкие каменные ступени, змеящиеся и уходящие вниз к едва проглядывающей сквозь густую кленовую рощу реке. Одного только взгляда на эту лестницу было достаточно чтобы подстегнуть то смутное чувство, что составляло тебе единственную компанию в этом путешествии. Если что-то тебя действительно звало, оно находилось в конце этого спуска.