Долгриму рассеченная сетью насыпей и трупами брошенных надежд трясина с непроизносимым названием, пожалуй, даже нравилась. Ну, настолько, насколько ему вообще могло что-то нравиться. Во-первых, она полностью соответствовала его представлениям о надземье, как о месте пустом, жалком и отвратительном, а во-вторых было в ней какое-то пожухлое, пропитанное предчувствием и, как будто бы, предвкушением скорого забвения величие, немного роднящее ее с самим дварфом. Лесов ублюдочных, опять же, нет. Единственный значимый минус – бездонная серая чаша небес, от которой тут никуда не скрыться, но и ее можно было просто игнорировать, уткнув взгляд под ноги. Там, кстати, то и дело встречались ведущие из болота в болото следы, чьих хозяев он сразу обозвал зомбаками, хотя доказательств того, что это и правда были ожившие мертвецы не наблюдалось. Но ведь не станут же обычные бандюганы и беженцы болото напрямик пересекать, да? За такими вот мыслями и прошли почти два дня, которые путешественники затратили на путь до руин дома дьволопоклонника, оказавшегося более всего похожим на пролежавший слишком долго на полке ломоть каменного хлеба.
– Убого даже для надземников, – процедил, наконец, Долгрим, сплевывая под ноги. – Хорошо хоть деревья передохли. Ладно, мне надо подготовиться, а потом убьем, разрушим и изгоним тут все, что только можно. Жаль все-таки, что масла не захватили.
“Подготовка” Сухарика началась с перерывания седельных сумок, была недолгой, но весьма шумной и богатой на витиеватые ругательства, а закончилась обретением трех разномастных фляжек, купленного в Частеле флакона, бурдюка с дурно-пахнущим пивом, узкого десятидюймового стального клина, покрытого еле различимыми письменами и зеленоватой патиной, и завернутого в промасленную кожу комка серо-белого желе. Содержимое фляг и флакона он употребил, морщась и протяжно рыгая после каждой порции, потом запил все это немного скисшим стаутом, заменил нож в назапястных механических ножнах непонятным клином и, немузыкально мыча, принялся натирать куском “желе” лезвия на щитах. Закончив, Долгрим повернулся ко всем спиной и, негромко ругаясь на родном, отцепил от своего “лица” нижнюю часть и закрепил вместо нее поверх носа и рта специальную полумаску, защищающую от газов и ядов, которую носил с собой еще с тех пор, когда был командиром патруля стражи нижних тоннелей.
– Так, Толстый дурачок, дальше тебе нельзя, – совсем неразборчиво пробурчал дварф из-под маски, привязывая верного осла к одному из скрюченных стволов. – Ты после переноса из Керсе таких денег стоишь, что если какая тварь придет тебя украсть или сожрать, скажи ей, что Долгрим Сигурсон найдет его, его семью, его собаку и его бабу, с которой он спит тайком от жены, и всех их убьет нахер. И за конем присмотри, он, как мне кажется, туповат.
– Я, сука, готов. Пошли уже.